И снова вечер, степь и четкоБьет перепел в росе полей.Равнина к югу в дымке кроткой,Как море дальнее, а в ней, —Что в ней томит? ВоспоминаньяО том, чему возврата нет,Призыв на новые скитаньяИль прошлого туманный след? — Ты, молодость моя, вы, годыНадежд, сердечной простоты,Беспечной воли и свободы,Счастливой грусти и мечты,— Какой-то край обетованный,Какой-то вечер в той стране,«Где кипарис благоуханныйВнимает плещущей волне»,— И ты, заветный и неясныйНеверный
друг, кого опятьВ тоске вечерней жду напрасноИ буду до могилы ждать.
Снег дымился в раскрытой могиле,Белой вьюгой несло по плечам,Гроб в дымящийся снег опустили,Полотенца пошли копачам,И сугроб над могилою вырос,И погост опустел — и гремелВ полумраке невидимый клиросО тщете всех желаний и дел,О великой, о белой, о древней,О безлюдной пустыне и ввысьУлетал над стемневшей деревней,И огни закраснелись, зажглись,И собаки попрятались в сенцы,И в сторожке, за штофом, в дыму,Копачи, поделив полотенца,Аллилую кричали — Ему.
Ни пустоты, ни тьмы нам не дано:Есть всюду свет, предвечный и безликий…Вот полночь. Мрак. Молчанье базилики,Ты приглядись: там не совсем темно,В бездонном, черном своде над тобою,Там на стене есть узкое окно,Далекое, чуть видное, слепое,Мерцающее тайною во храмИз ночи в ночь одиннадцать столетий…А вкруг тебя? Ты чувствуешь ли этиКресты по скользким каменным полам, —Гробы святых, почиющих под спудом,И страшное молчание тех мест,Исполненных неизреченным чудом,Где черный запрестольный крестВоздвиг свои тяжелые объятья, —Где таинство Сыновьего РаспятьяСам бог-отец незримо сторожит?Есть некий свет, что тьма не сокрушит.
Иконку, черную дощечкуНашли в земле, — пахали новь…Кто перед ней затеплил свечку,Свою и горесть и любовь?Кто освятил ее своеюМолитвой нищего, раба —И посох взял и вышел с неюНа степь, в шумящие хлеба —И, поклоняясь вихрям знойным,Стрибожьим внукам, водрузилНад полем пыльным, беспокойнымЕе щитом небесных сил?
Луна и Нил. По берегу, к пещерам,Идет народ, краснеют фонари.На берегу, в песке сухом и сером,Ряды гробниц — и все цари, цари.Иной как был — под крышкой золоченой,Иной открыт — в тугую пелену,В пахучий кокон тесно заключенный,Пять тысяч лет не видевший луну.Что в коконе? Костяк в землистой коже,Крест тонких рук, иссохший узкий таз,Чернеет лик — еще важней и строже,Чем в оны дни, — чернеют щели глаз.Подкрашенные (желтые) сединыСтрашней всего. О да, он в мире жил,И был он стар, дикарь и царь, единыйЦарь дикарей, боготворивших Нил.И
полдень был, и светел в знойном светеБыл сад царя, и к югу, в блеске дня,Терялся Нил… И пять тысячелетийПрошли с тех пор… Прошли и для меня:Луна и ночь, но все на том же Ниле,И вновь царю сияет лунный Нил —И разве мы в тот полдень с ним не жили,И разве я тот полдень позабыл?
Бледна приморская страна, Луною озаренная.Низка луна, ярка волна, По гребням позлащенная.Волна сияет вдалеке Чеканною кольчугою.Моряк печальный на песке Сидит с своей подругою.Часы последние для них! — Все ярче дюны светятся.Они невеста и жених, А вновь когда-то встретятся?Полночная луна глядит И думает со скукою:«В который раз он тут сидит,— Целует пред разлукою?»И впрямь: идут, бегут века, Сменяют поколения —Моряк сидит! В глазах тоска, Восторг и восхищение…Жизнь промелькнула как во сне. И вот уж утро раннееВиски посеребрило мне И стала даль туманнее.А все в душе восторг и боль И все-то вспоминается,Как горьких слез тепло и соль Со зноем уст мешается!
Нет Колеса на свете, Господин:Нет Колеса: есть обод, втулок, спицы,Есть лошадь, путь, желание возницы,Есть грохот, стук и блеск железных шин.А мир, а мы? Мы разве не похожиНа Колесо? Похож и ты — как все.Но есть и то, что всех Колес дороже:Есть Мысль о Колесе.
Сомкнулась степь синеющим кольцом,И нет конца ее цветущей нови.Вот впереди старуха на корове,Скуластая и желтая лицом.Равняемся. Халат на вате, шапкаС собачьим острым верхом, сапоги…— Как неуклюж кривой постав ноги,Как ты стара и узкоглаза, бабка!— Хозяин, я не бабка, я старик,Я с виду дряхл от скуки и печали,Я узкоглаз затем, что я привыкСмотреть в обманчивые дали.
Качаюсь, плескаюсь — и с шумом встаюПрозрачно-зеленой громадою —В лазурь бы плеснуть моему острию,До солнца! — Но я уже падаю.И снова расту и, качаясь, бегу —Зачем? Чтобы радостно вскинуться,Блеснуть, вознестись на пустом берегу —И в смертную бездну низринуться!