Том 1. В дебрях Индии (с илл.)
Шрифт:
— Объяснись лучше, о Арджуна: никто из нас не понял твоей мысли.
— Не по вашему ли приказанию, о светила истины, осквернился я прикосновением к нечистому белати— иностранцу, который предложил открыть нам измену одного из наших?
— Ты говоришь правду.
— Когда я сказал вам о цене, которую он требовал за оказанную им будто бы услугу, не вы ли решили, что предложение это должно быть принято и виновный будет наказан в присутствии всех жемедаров?
— Совершенно верно, Арджуна!
— Почему же, о Адитья, скрыли вы от меня ваши настоящие
— Ты произнес слова, полные горечи, о Арджуна, забыв при этом, что решение Трех не подлежит твоему суждению… К чему было бы скрывать от тебя наши имена и наши лица и не позволять тебе присутствовать на совещаниях, если мы обязаны сообщать тебе о наших действиях и объявлять причины наших решений? Нас трое, а не четверо, нас семь, а не восемь, Арджуна, и помни, если ты дорожишь жизнью, что есть тайны, которые убивают. Та, в которой ты упрекаешь нас, принадлежит к числу таких… Достаточно и того, что ты заметил ее! Брахматма не голова, это — рука, которая повинуется, так же не сознавая того, что она делает, как дождь не сознает, почему он падает, гром — почему он гремит, ветер — почему он волнует море… В своей гордости ты дошел мало-помалу до того, что вообразил себя настоящим вождем общества Духов Вод, тогда как ты старший слуга его… Я скажу больше — раб! Благодари Шиву, что он разрешил тебе задавать вопросы Старшему-Из-Трех и ты остался жив! Я сказал. Убирайся! Вон отсюда, собака!
Затем Адитья прибавил с мрачным видом:
— Еще один брахматма, который нуждается в покое!
Брахматма никогда не получали увольнения, они отдыхали только в могиле. Слова эти были сказаны Старшим-Из-Трех, чтобы оскорбить гордость Арджуны; брахматмы знали слишком много тайн общества, чтобы им позволяли вернуться к частной жизни. Последние слова Адитьи были ударом хлыста для брахматмы, и он страшно побледнел. Несмотря на это, он три раза преклонился перед тем, кто нанес смертельное оскорбление его тщеславию, и вышел, бросив на него украдкой взгляд, который ясно показывал, что этот человек не остановится теперь перед самой жестокой местью.
Опустив за собой тяжелую кашемировую портьеру, закрывавшую вход в зал заседания, он прошептал еле слышно, ибо даже стены этого странного здания могли услышать его слова:
— О! Я докажу тебе, что гром иногда может сам выбирать голову, которую он хочет поразить!
И с горящим от волнения лицом, обуреваемый невыразимым гневом, он бросился вон из дворца Омра. Арджуна повернул уже к развалинам, собираясь идти к себе домой, когда заметил, что его факир, Утсара, не следует за ним. Он остановился и громко свистнул… Спустя несколько минут шум и треск кустарников показал ему, что его услышали:
— Это ты, Утсара? — спросил он.
— Да, господин! — отвечал факир.
Этот факир всегда служил Арджуне. С тех пор как брахматма лет пять тому назад получил свой титул, малопочетный для человека честолюбивого, он сам избрал себе этого факира среди послушников, которых общество держало
— Утсара, — спросил брахматма, — могу я рассчитывать на твою преданность?
— До самой смерти, господин, — отвечал последний.
— Даже если бы я захотел отомстить врагу, который уже довольно долго осыпает меня оскорблениями и унижает?
— Скажи слово, господин, и завтра же этого человека не будет.
— Кто бы он ни был?
— Будь это даже Старший-Из-Трех, — отвечал факир.
Он произнес эти слова так тихо, что они как легкий шорох дошли до брахматмы; тем не менее последний невольно оглянулся.
— Тише! — сказал он. — Есть имена, которые никогда не должны срываться с твоего языка… Если тебя слышали… Видишь ты едва заметный беловатый свет, окаймляющий горизонт на востоке? Это предвестник дня… Ну так знай: мы не увидим восхода солнца…
— Знаю, господин!.. Каждый куст вокруг дворца…
Он не докончил своей фразы и, схватив кинжал, одним прыжком очутился в чаще кустов, росших в нескольких шагах оттуда.
Пронзительный крик огласил воздух… Послышалось падение тела на землю, в ту же минуту Арджуна услышал Утсару, говорившего ему вполголоса:
— Скорее, за мной! Негодяй успел крикнуть… Через десять-двадцать минут все сбегутся сюда.
Брахматма поспешно повиновался: Утсара с телом своей жертвы на спине бежал так легко впереди него, словно не нес на себе никакой тяжести. Он делал множество поворотов, стараясь запутать свои следы, и с необыкновенной быстротой находил дорогу среди множества развалин, через которые его спутник не смог бы пройти даже днем.
Вдруг Арджуна услыхал шум тела, падающего в воду. Утсара, не замедляя шагов, бросил труп, от которого нужно было во что бы то ни стало избавиться, в один из бесчисленных колодцев древнего Биджапура.
— А теперь, — сказал он, ускоряя свой бег, — слушай: они бегут по нашим следам.
Крик факира, — тот, кого Утсара поразил кинжалом, был тоже факир, — поднял тревогу среди его товарищей, находившихся по соседству; все они бросились по следам беглецов. Это было нетрудно, так как последние уже мало думали о том, чтобы заглушить свои шаги… Факир брахматмы, все время внимательно прислушивавшийся, вскоре понял по раздававшимся кругом восклицаниям, что они окружены со всех сторон и неминуемо должны попасть в руки преследователей. Он остановился.
— Круг сжимается, — сказал он брахматме, — через три минуты они будут здесь… Надо спрятаться…
— Куда?
— О! — отвечал факир, ударяя себя по лбу. — Почему я не подумал об этом раньше!.. Еще одно усилие, и мы, быть может, добежим…
Они молча продолжали бежать по направлению к могиле Адил-шаха, под оглушительные крики преследователей, которые указывали друг другу направление, выбранное беглецами… Они не пробежали и пятидесяти шагов, как Утсара остановился.