Том 1. В дебрях Индии (с илл.)
Шрифт:
В ту минуту, когда шлюпка пристала к берегу, авантюристов приветствовали Рама-Модели и Сами, которые с самого захода солнца с тревогой ждали их возвращения. Рама собирался уже рассказать своему другу о тревоживших его заботах, но слова замерли у него на губах, когда он увидел третье незнакомое ему лицо; удивленный таким сюрпризом, он не мог определить, к какой касте принадлежит неведомое существо.
— Это несчастный тота-ведда, которого я ранил, приняв его за шпиона, — поспешил Сердар, предупреждая его вопросы. — Я все подробно расскажу тебе потом; помоги мне сначала провести его в подземелье. Я завязал ему глаза, чтобы он не догадался,
Влияние Сердара на всех окружающих было так велико, что Рама-Модели не позволил себе сделать ни малейшего замечания. Он взял одну руку Тоты, тогда как друг его взял другую, чтобы помешать ему снять повязку, и оба вынесли его из шлюпки. Несчастный туземец снова принялся дрожать всем телом.
— Скажи ему, что ему незачем бояться нас, — сказал Сердар, обращаясь к Раме.
— Не знаю, поймет ли он меня, — отвечал последний, — некоторые из этих дикарей, заброшенные своими родителями с детства, доходят до такого состояния, что только кричат и от радости, и от горя, и от удивления и не в состоянии запомнить те выражения, из которых состоит язык их братьев, хотя и в нем всего только тридцать слов, не более.
Заклинатель пантер был прав; он никак не мог добиться, чтобы тота-ведда его понял. Несчастный был, вероятно, покинут матерью с самого раннего детства, и совершенно непонятно, каким образом он мог существовать среди всякого рода окружающих его опасностей.
В нескольких шагах от озера среди чащи пальм, бамбуков и гуайявы находился целый ряд утесов, нагроможденных друг на друга и доходящих до пятидесяти-шестидесяти метров высоты. Сердар притронулся к одному из них, и часть его тотчас же повернулась, открывая вход, устроенный самой природой и только с одной стороны несколько расширенный рукой человека. Маленький отряд спустя минуту скрылся внутри этого входа; Сами толкнул камень, закрывавший вход, и он принял свое прежнее положение, так естественно прикрывавшее отверстие, что даже самый опытный глаз не мог бы ничего заметить.
Снаружи оставался один только Барбассон, который должен был по своему обыкновению отвезти шлюпку в небольшой залив наподобие гавани, хорошо скрытый за ветвями деревьев, густо переплетенных лианами и ползучими растениями и образующих нечто вроде свода, где она была скрыта от всякого нескромного взгляда.
Пройдя двадцать метров среди полной темноты, Сердар и его спутники повернули вправо и очутились в обширном гроте, великолепно освещенном старой индийской лампой из массивного серебра с шестью рожками, которая висела под потолком пещеры, прикрепленная к нему посредством металлической цепи.
Сердар говорил правду, рассказывая Барбассону, что он еще несколько месяцев назад приготовил это убежище для последнего наследника древней империи Великих Моголов. Весь пол был устлан мягкими коврами из Кашмира и Непала, а вдоль стен, покрытых шелковой бенгальской материей, затканной серебром и золотом, стояли широкие роскошные диваны с подушками всевозможной формы и величины. Мебель и разные вещи, дорогие Нана-Сахибу по воспоминаниям, были перенесены сюда из его дворца в Биджапуре, в Декане, который находился всего в пятидесяти милях от Нухурмура. Благодаря почти полному уединению этой местности, совершенно опустошенной последними войнами маратхов, верный Нариндра и Рама-Модели, переодетые разносчиками, могли в несколько приемов перевезти эти вещи на спине слона, прикрыв их парусиной.
Вот почему принц, очутившись в этом месте после своего побега, полного треволнений,
Нана-Сахиб жил здесь уже почти шесть месяцев с небольшим числом людей, оставшихся ему верными, а англичане до сих пор еще не могли напасть на его след.
Но напрасно долина была превращена в прелестный сад, напрасно принц был окружен здесь всем, чего только желал, напрасно спутники, полные уважения к его несчастью, обращались к нему, как к царственному лицу, — жизнь, которую он вел в подземельях Нухурмура, так тяготила его, что он готов был отдать все спасенное им золото и драгоценные камни, чтобы вести свободную жизнь самого последнего из кули, ибо свобода есть первое благо в жизни, хотя ее ценят только тогда, когда потеряют. С некоторого времени он жил только одной надеждой: Сердар обещал ему отправиться на «Диане» вместе с Барбассоном на поиски какого-нибудь пустынного острова среди бесчисленных групп островов в Зондском проливе и на Тихом океане, куда все они собирались переселиться вместе с ним, вдали от мстительной Англии. С этого дня он то и дело побуждал его к исполнению своего обещания; но Сердар не хотел отправляться в такое далекое путешествие раньше, чем будет уверен в том, что утомленные войной англичане и целая армия их шпионов прекратят всякое преследование. В настоящее же время нечего было и думать о том, чтобы не только Нана-Сахиб, но и еще более Сердар, который своими подвигами прославился по всей Индии, покинули это убежище, не рискуя быть немедленно узнанными и преданными в руки врагов.
III
В ТУ МИНУТУ, КОГДА СЕРДАР ВХОДИЛ В ГРОТ, Нана-Сахиб сидел на диване и курил свой гука; шум шагов вывел его из глубокой задумчивости, и он бросился к входившему.
— Как я рад твоему возвращению, Сахиб! — принц никогда не звал его иначе, — ты запоздал сегодня, и я боялся, не случилось ли с тобой какого-нибудь несчастья.
— Нас задержало маленькое приключение, принц, в котором мы, к счастью, не подвергались никакой опасности. Но мы вынуждены были взять с собой нового сожителя, который, пожалуй, будет несколько стеснять нас.
И Сердар в нескольких словах рассказал Нана-Сахибу о том, что произошло. Тота-ведда, которому сняли повязку с глаз, тотчас же упал к ногам Сердара, которого он, по-видимому, признавал своим господином.
— Дай Бог, чтобы тебе не пришлось раскаиваться в том, что ты спас его, — сказал Рама. — Я знаю людей этого племени — у них нет середины: или они бывают злы и дики, как хищные звери, с которыми они живут, или кротки и привязчивы, как собаки, и бывают столь же верными, как и они, если только привязываются к кому-нибудь.
— Ты знаешь, что говорит наш божественный Ману, — отвечал Нана-Сахиб. — «Каждому доброму делу назначена своя награда владыкой всех вещей».