Том 1. Здравствуй, путь!
Шрифт:
— Вот-вот, я удовлетворен, собрание закрываю. Товарищи, вы свободны!
Спор вокруг Бородавочки из юрты Елкина, где происходило совещание, выплеснулся через Петрова и Дауля в рабочую массу и расколол ее на две враждующие группы: «Пушкарей» — сторонников Петрова и «грызунов» — сторонников Дауля.
Взрывов, подобных тому, какой проектировал Петров, в истории Турксиба не бывало, не знали их и старые кадры, работавшие на других дорогах, и большинство подняло новатора на смех. Главными смехачами и противниками
Дрались за проект в первую голову Калинка, без опаски, без оглядки, затем бурильщики, которым до чертиков надоело их однообразное, нудное дело, бригадир Гусев — выдумщик, новатор от природы.
Елкин не обнаруживал своих симпатий, не торопился со своим судом, а скорее был полем борьбы, которое оба противника старались завоевать. Он хотел до конца выслушать противников, исчерпать все запасы рабочей смекалки и старательно поддерживал тот сквозняк критики, в котором очутился проект. Вызывал то Дауля, то Петрова, советовался с бурильщиками, взрывниками, экскаваторщиками, внимательно следил, как перестраиваются ряды спорящих.
Рискнуть было и соблазнительно и страшно: удача могла дать в руки строителей новое оружие для борьбы с карьерами, сберечь средства, время и приблизить смычку, неудача же задержала бы все работы и на такой же срок отбросила смычку.
Смущало и то, что пушкари были в меньшинстве и технически хуже обуты, чем грызуны, у которых были такие силы, как Дауль, Леднев и почти весь коллектив взрывников.
Экскаватор меж тем все ближе придвигался к Бородавочке, и она все больше и больше из красоты превращалась в крупную техническую задачу.
При всяком разговоре о петровском проекте Дауль выходил из себя и терял дар речи. Наконец он решил обезглавить пушкарей и уволил Петрова. За хулиганство, за разложение трудовой дисциплины, за разжигание вражды среди взрывников, — так он мотивировал свой приказ.
Козинов поднял против приказа войну, Елкин не утвердил его. Тогда Дауль потребовал: либо он, либо Петров. Выбирайте, кто милей!
Елкин отказался выбирать: Дауль был необходим как прораб, а Петров как новатор.
Дауль перестал бывать на работе, вместо этого начал ежедневно приходить в контору и донимать Елкина.
— Го-го-гоните рас-расчет!
Елкину пришлось поневоле выбирать, и он перевел Петрова из ущелья в кузницу. А Петров взметнул на плечи свой небогатый багажишко, явился к Фомину и сказал:
— Снимай меня с партийного учета! Уезжаю на северное строительство.
— То есть как это уезжаешь? — У Фомина от удивления переломились брови и сильно потемнели глаза.
— Организация позволяет издеваться надо мной, молчит, когда хоронят мой проект. За каким же чертом мне оставаться здесь? На потеху Даулю?
— Остынь, остынь! —
— Кто его знает, взрывное дело — рискованное дело.
— Ну так вот, оставайся и доведи риск до нуля! А когда придет время, проект будет выполнен.
— Где оставаться?
— В кузнице, в столовой, на конном дворе… Важно быть на участке, важно уточнить проект. Темпы — вот задание партии. Твой проект может приблизить смычку. Что для тебя дороже: партия, строительство или глупое самолюбие?
Петров остался. Его зачислили в отдел механизации, к бригадиру Гусеву.
8. С перевала на перевал
Козинов перечитывал письмо от жены, полученное утром и прочитанное наскоро, на ходу. Письмо было спокойное, радостное: все здоровы, деньги доставляют аккуратно, старшая из детей, дочурка, недавно переступила в четвертый год и научилась понятно выговаривать все, даже: скоро приедет папа. Ей устроили веселые именины, с гостями и подарками. Самый младший, трехмесячный сынок, память от последнего свидания родителей, начал улыбаться на свист и щекотку. «Он весь в тебя — востроглазый, по телу коричневые родинки, как твои. И цепкий, хваткий, так вопьется в грудь и губенками и ручонками…» Жена спрашивала, можно ли им приехать на свиданки или нельзя, не опасна ли будет детишкам вода.
Читая, Козинов то улыбался счастливо и хмыкал: «Весь в меня. А в кого же ему быть», то начинал беспокойно барабанить пальцами по голенищу сапога: ехать с малышами… и вода, вода…
Год назад он попробовал устроиться на дороге с семьей, но из этого не получилось путного: дочурка в первую же неделю заболела желудком, и жена, спасая ее, уехала обратно на Урал. Теперь было двое маленьких. Прежде чем решиться на что-либо, Козинов позвонил доктору:
— Как у нас с водой? Можно выписывать жену с детишками?
— Не советую, — ответил доктор. — Вы же сами прекрасно знаете нашу воду. Взрослые как-то переваривают. А зачем мучить ребятишек?! Могут быть серьезные неприятности… Не советую! — И доктор шумно вздохнул.
Козинов жил на Турксибе безвыездно уже третий год, два раза имел право на отпуск. Но в одном случае помешала получить его борьба за Чокпарский вариант, в другом хлопоты с коренизацией. Снова, уже в третий раз, это право пришло к нему, и Козинов решил взять отпуск. Ничуть не сомневаясь, что его отпустят, он принялся втискивать в чемоданы грязное белье. На строительстве было трудно со стиркой. Втискивал и говорил, словно убеждая кого-то: