Том 10. Петербургский буерак
Шрифт:
Как много я видел беды на земле и откуда столько злобы среди людей, но мне не забыть и горячее человеческое сердце, его тихий свет («Три серпа»12)
И по стопам Богородицы я прошел все подземные дороги13 – ад. И проснулся.
Но видно мое, отравленное горечью сердце ожесточилось. Мне больше не снятся святые и двери в тайну судеб мира для меня закрылись.
Из истории я видел во сне Ивана Грозного, первопечатника Ивана Федорова, протопопа Аввакума, или как писалось в старину Обакума, Петра Великого («Воронье перо» и сон «Обезьяны»14). Из писателей мне снились: Лев Толстой, Достоевский,
В сне «Чехов и жареная утка»15 два значения: весь чеховский юмор для меня в этой домашней птице; а кроме того, «утка» говорится: «пустить утку», понимай какой-нибудь невероятный слух. В колокольном деле без утки не обходилось, такое было поверье, и когда на Москве распространялась самая вздорная ерунда, как достоверный слух, в Рядах хитро подсмеивались: «В Ярославле Оловянишниковы колокол льют, это их утка!»
Из парижан мне снились16 Андрэ Бретон, Рене Шар, сюрреалисты, и Жильбер Лели, переводил мою «Соломонию», автор «Маркиз де Сад», Жан Полян «Тарбские цветы» и Брис Парэн, галлимарский философ и исследователь о жидовствующих «Аристотелевы Врата» и «Логика Маймонида»17, П. П. Сувчинский, историк музыки, Терешкович художник.
Часто мне снится Копытчик (Сергей Константинович Маковский). Прежнее время – к веселому и приятному препровождению времени, а теперь погодное: к безбрежному, печальному туману, тоже и с Бахрахом… или моя душа так помутилась и сердце очерствело?
Можно ли сочинять сны, как сочиняют стихи? В сложении стихов мера колышет воображение и вызывает образ, а сонная несообразность неизмерима. Умышленное соединение противоречий звякнет и погаснет, начинай сначала. Можно набить руку, как Кафка, или родиться Гоголем. Сон Левко в «Майской ночи» Гоголь сочинил и сонная действительность не в игре русалок, а в перевернутом зрении Левко: видя в глубине пруда отражение дома, он видит, если бы стоял перед домом.
Душевная встряска может вызвать сновидение даже у слепорожденных, для которых кроме дневного пустая ночь. Само собой опий, героин, а для меня непритязательный веганин – помогает от головной боли, на что я никогда не жалуюсь, и успокаивает люмбаго, если невтерпеж остро чувствовать себя.
Но можно ли так, здорово живешь, выманить сновидение?
В Петербурге на Таврической, в доме архитектора Хренова в моей несуразной пятиугольной комнате, узкий диван. Днем, как лягу и непременно увижу сон. Я это заметил и ложился не потому, чтобы хотелось спать, а для снов. Потом запишу. Сны снились запутанные, но очень яркие и в литературу не впихивались, а входили свободно рассказом.18 Затеял я проверить на моих гостях – много ходило народу без времени – и я прошу, хоть на полчаса лечь на диван и постараться заснуть. Не всякий поддавался – изволь среди бела дня, когда охота поговорить, разлеживаться, чтобы только сон увидеть, но бывали податливые, не переча, укладывались на диван и засыпали. Пользуясь сонным затишием, я продолжал свою прерванную работу.
Но что странно, никому из моих посетителей, как на смех, ни разу ничего не приснилось. И я тогда подумал: у кого нет дверей в сонное царство, никакой диван не поможет, а мне, стало быть, расположение подушек облегчало путь.
Сновидения и самые жестокие, когда дух замирает, никогда не изнуряют душу. Сновидения дар вечной молодости. И какое несчастье родиться без снов. Только сам человек никогда этого сам не поймет и не скажет – в природе все довольны и всякий сам себе мил.
А посмотрите на этих сплющенных, шарахающихся летучих мышей или тупых неповоротливых гиппопотамов – им ничего не снится. Мир сновидений, как и мир сказок, их зрение ограничено – только что около своего носа, а глубже – «не понимаем».
Без музыки, без снов, без сказок и без «игры», она слита со сном и сказкой, да лучше бы такому не родиться на земле!
По ряду снов можно сказать о воображении сновидца. Воображение неисчерпаемо, но для каждого ограничено. Я это по себе вижу, замечая в своих снах однообразность.
Сны, как литературное произведение, всегда словесно законченные, отлиты и переносимы с места на место, а есть сны чистого воображения, ничем не начинаются и не видно конца, прозрачные, записать их нелегко, а записанные окостеневают.
Как в сказках, ведь сказки выходят из снов: есть сюжетные сказки, по «матерьялам», и сказки чистой сказочности, возникшие «сами-собой» из «ничего», воздушные. Такая сказочность богато представлена в книге Натальи Кодрянской19.
В данном моем собрании снов сны чистого воображения.
В жизни проводник сна кровь. И опять я спрашиваю себя: пробуждение из смертного без сновидений сна, в утро другого мира не есть ли переход в бескровное чистое сновидение?
Приложения
Духовная Алексея Михайловича Ремизова [9]
Моим опекунам – Наталья Викторовна и Даниил Георгиевич Резниковы, Тилетт и Александр Семенович Лурье, Наталья Владимировна Кодрянская (Natalie Codray) и Исаак Вениаминович (Jacques Codray) – поручаю распорядиться моим книжным добром библиотека, рукописи и рисунки.
9
Текст «Духовной» печатается по публикации НРС 1962 № 18157 v LIL 25 нояб. С. 8.
Библиотека – Резниковым, рукописи – издать.
Авторские права на мои сочинения на русском и иностранном, изданные в России и за границей, передаю моим ученицам – Наталье Владимировне Кодрянской (Codray), автор «Сказок», Париж, 1950, Наталье Викторовне Резниковой – переводчик моих «Подстриженных глаз» Les yeux tondus, Ed Gallimard.
7 (седьмое) октября
1957, Париж
Подпись
Алексей Ремизовъ
Alexis (Alexei) Remisoff
(Remizov)
Алексей Ремизов.
А. Грачева. Басни, кощуны и миракли русской культуры
«“Глаза мои, что вы смотрели, что вы видели, когда я ходил по земле?”.
“А вы, мои уши, что слышали?”
У меня две пары глаз и четыре уха, одно сердце и один ум».
Время, отпущенное историей Серебряному веку русской культуры, было недолгим. После катастрофических потрясений, начавшихся в России с 1917 года, одни его видные деятели стали идейными эмигрантами, неприемлющими «новый порядок»; вольными «беженцами», спасавшими свою жизнь; или вынужденными изгнанниками, высланными под угрозой расстрела на случай, если бы они захотели вернуться на исторгшую их из себя Родину. Другие, еще недавно блиставшие на небосклоне российского культурного универсума, существовали в условиях государства диктатуры пролетариата, и сколько тут было, по слову историка литературы Р. В. Иванова-Разумника, «погибших», «приспособившихся» или «задушенных» [10] .
10
Очерки Иванова-Разумника в газете «Новое Слово». / Встреча с эмиграцией. Из переписки Иванова-Разумника 1942–1946 годов. / Публ. вступ. ст., подгот. текста и коммент. О. Раевской-Хьюз М., 2001. С. 325–342.