Том 10. Письма
Шрифт:
Я прошу Союз поддержать мое заявление.
М. Булгаков.
Москва, Нащокинский пер., 3, кв. 44. тел. К 058-67
М.А. Булгаков - П.С. Попову [758]
11.II.1936 г. Москва
Спасибо тебе за вести, дорогой Павел.
«Мольер» вышел. Генеральные были 5-го и 9-го февраля [759] . Говорят об успехе. На обеих пришлось выходить и кланяться, что для меня мучительно.
758
Новый мир, 1987, № 2. Затем: Письма. Публикуется и датируется по машинописной копии (ОР РГБ, ф. 562, к. 19, ед. хр. 29, л. 15-16).
759
Обратимся вновь к дневнику Е.С. Булгаковой. Этот бесценный документ непосредственного, прямого отражения событии еще долгие годы будет важнейшим источником и свидетельством
Сегодня в «Сов[етском] иск[усстве]» первая ласточка — рецензия Литовского [760] . О пьесе отзывается неодобрительно, с большой, но по возможности сдерживаемой злобой, об актерах пишет неверно, за одним исключением.
Ивана Васильевича [761] репетируют, но я давно не был в Сатире.
Об Александре Сергеевиче [762] стараюсь не думать, и так велика нагрузка. Кажется, вахтанговцы начинают работу над ним. В МХТ он явно не пойдет.
760
Речь идет о статье одного из самых отъявленных преследователей Булгакова — О. Литовского («Два спектакля», журнал «Советское искусство» от 11 февраля 1936 г.), возглавлявшего Главрспертком.
761
Имеется в виду комедия «Иван Васильевич», основой которой послужила комедия М. Булгакова «Блаженство».
762
Имеется в виду пьеса о Пушкине «Последние дни», постановку которой пытался осуществить театр им. Вахтангова. Право первой постановки оспаривал МХАТ, включивший в декабре 1935 г. эту пьесу в свой репертуар.
Мне нездоровится, устал до того, что сейчас ничего делать не могу: сижу, курю и мечтаю о валенках [763] . Но рассиживаться не приходится — вечером еду на спектакль (первый, закрытый) [764] .
Обнимаю тебя дружески.
Твой Михаил.
Елена Сергеевна Анне Ильиничне и тебе шлет привет.
М.А. Булгаков - В.В. Вересаеву [765]
763
В письме от 1 февраля Поповы приглашали Булгаковых на отдых в Ясную Поляну. «Дорогой Михаил Афанасьевич, — писала Анна Ильинична, — погода меняется от метели к оттепели, от оттепели к морозу, от мороза к сильнейшему ветру, а мы все в том же мирном настроении, в полном неведении, что делается на белом свете, и только окружены белым снегом, белым музеем, а сидим в комнатах, скромно занимаясь своими делами... В Москву не тянет ни одного, ни другого. Видно, что необходимо посидеть в тишине... Неужели не приедете?»
В коротенькой записке Булгаков отвечал Анне Ильиничне: «Думал, думал — не поехать ли, в самом деле? Но не придется. Забот и хлопот много [...] Конечно, если бы можно было перенестись без всяких усилий в сугробы Ясной, я посидел бы у огня, стараясь забыть и „Мольера“, и „Пушкина“, и комедию. Нет, невозможно. Вам завидую, и желаю отдохнуть, и благодарю за приглашение».
764
Возвратимся к дневнику Е.С. Булгаковой. 11 февраля 1936 г.: «Смотрел спектакль Поскребышев, секретарь И[осифа] В[иссарионовича]. Очень понравилось ему, как мне сообщила [Бокшанеская]». 15 февраля: «Генеральная прошла чудесно [...] Но зато у критиков, особенно у критиков-драматургов — лица страшные, Марков в антракте рассказывал, что Киршон, Фельдман и Загорский ругали пьесу. Причины понятны». 16 февраля: «Итак, премьера „Мольера“ прошла. Столько лет мы ее ждали! Зал был нашпигован, как говорит Мольер, знатными лицами. Успех громадный. Занавес давали опять не то 21, не то 23 раза. Очень вызывали автора».
Затем, как по команде, пошли резко отрицательные статьи о пьесе. 24 февраля Елена Сергеевна записывает в дневнике: «Участь Миши мне ясна, он будет одинок и затравлен до конца своих дней». Но надежды на лучшее все же не покидали Булгаковых. 4 марта: «Театр полон, в правой ложе видела в полутьме Литовского, который что-то записывал. Занавес давали много раз. Миша выходил кланяться. Сегодня объявлен конкурс на учебник по истории СССР. Миша сказал, что будет писать. Я поражаюсь ему. По-моему, это невыполнимо». 9 марта: «Ставлю большой черный крест [...] В „Правде“ статья „Внешний блеск и фальшивое содержание“ о „Мольере“ [...] Как только прочитали ее, Миша сказал: „„Мольеру“ и „Ивану Васильевичу“ конец“. Днем пошли в театр. „Мольера“ сняли». 10 марта: «[...] Настало для нас очень тяжелое время». 11 марта: «[...] В „Советском искусстве“ сегодня „Мольер“ назван убогой и лживой пьесой. Травят».
765
Знамя, 1988. № 1. Затем: Письма. Печатается и датируется по второй публикации.
12.III. 36 г.
Сейчас, дорогой Викентий Викентьевич, получил Ваше письмо и был душевно тронут! Удар очень серьезен. По вчерашним моим сведениям, кроме «Мольера», у меня снимут совсем готовую к выпуску в театре Сатиры комедию «Иван Васильевич».
Дальнейшее мне
Серьезно благодарю Вас за письмо, дружески обнимаю. Желаю доброго.
Ваш М. Булгаков.
766
Через несколько дней, 17 марта, Елена Сергеевна отметит в дневнике, что в журнале «Советское искусство» появилась «чудовищная по тону заметка о „Пушкине“. Миша звонил к Вересаеву, предлагал послать письмо в редакцию о том, что пьеса подписана одним Булгаковым, чтобы избавить Вересаева от нападок, но В. В сказал, что это не нужно». Вскоре дальнейшее прояснилось: все работы в театрах над постановкой пьес М. Булгакова прекратились.
М.А. Булгаков - С.А. Ермолинскому [767]
14.VI.36 г. Москва
По возвращении в тощей пачке писем нашел, к большому удовольствию, твое, дорогой Сережа!
Привет Марике и тебе!
Синоп ты описал чудесно, и мне мучительно хочется увидеть море.
Киев настолько ослепителен, что у меня родилось желание покинуть Москву, переселиться, чтобы дожить жизнь над Днепром.
Надо полагать, что это временная вспышка, порожденная сознанием безвыходности положения, сознанием, истерзавшим и Люсю и меня.
767
Независимая газета, 1996, 25 января. Печатается и датируется по первой публикации.
Интереснейшая реакция получилась, когда я сказал о своем проекте кое-кому из МХАТа. У всех одинаково: взор диковатый, встревоженный; и полное неодобрение. Как будто я сказал что-то даже неприличное. С большим интересом я наблюдал собеседников!
О гастролях писать не хочется, устал от театра. «Турбиных» привезли и играют без петлюровской картины [768] .
Марков сказал Люсе, что в прессе о «Турбиных» решено не писать.
Одну гастрольную сценку, впрочем, опишу я.
768
12 июня записала в дневнике Е.С. Булгакова: «Сегодня приехали из Киева. Утешающее впечатление от города — радостный, веселый. Мы останавливались в „Континентале“ - очень хороший номер. Портили только дожди.
„Турбиных“ играют без петлюровской сцены
В первый раз их сыграли четвертого ...»
В Управлении по охране авторских прав (Киевском) я условился о получении аванса. Все было согласовано с очаровательною любезностью. Приходите такого-то числа, кроме того, такой-то вас известит. Очень хорошо.
Однако такой-то такого-то числа не известил. Приходим на следующий день. Что за оказия? Не те лица. То есть люди те же, но лица у них перевернутые. А где такой-то?
Заболел.
Жаль, но пожалуйте обещанные деньги. Во взорах — мрак!
Наконец выдавливают из себя фразу:
— Верно ли, что «Турбиных» снимают?
Вздрогнул. Что отвечать? Что? Что это вздор? А «Мольер»?
Говорю, что слышу об этом впервые, но полагаю, что этого быть не может.
Денег, как сам понимаешь, в тот день я не получил.
Просили прийти завтра.
Приходим на другой день. Опять метаморфоза! Все на месте. Ясные лица, приветливые глаза. Пожалуйте в кассу, распишитесь и прочее. Заболевший выздоровел.
Спрашиваю — кто распустил дрянной слух?
Жмутся. Говорю, что хотелось бы полюбоваться на автора этой работы.
Улыбки.
— Да вы только что на него полюбовались! Вы с ним разговаривали. Хи-хи!
Вспоминаю. Перед самым получением подходит в коридоре ко мне жуткий симпатяга.
— Позвольте познакомиться с вами, товарищ Булгаков. Я в таком восхищении от «Турбиных», что хотел подойти к вам на спектакле, да момента не мог улучить. Ах, какая чудная пьеса! Ах...
Комплименты, рукопожатия и прочая чушь собачья. Спрашиваю, с кем имею удовольствие. Оказывается, литератор, фамилия неразборчива, написал «Укразию».
Выражаю чувство огорчения, что не знаю этой вещи.
Симпатяга, окатив меня на прощание комплиментами, смывается. Оказывается, что это он явился в УЗАП и соврал, что «Турбиных» снимают. Из-за него шептались, бегали, ездили проверять.
Ушли мы. Люся сказала:
— Так жить больше нельзя.
Когда поезд отошел и я, быть может, в последний раз глянул на Днепр, вошел в купе книгоноша, продал Люсе «Театр и драматургию» № 4.
Вижу, что она бледнеет, читая. На каждом шагу про меня [769] . Но что пишут!
769
«...Какой-то негодяй распространил слух, что „Турбиных“ снимают, отравив нам этим сутки.
Оказалось — неправдой.
Когда сели в Киеве в поезд — я купила „Театр и драматургию“, где в передовой „Мольера“ называют „низкопробной фальшивкой“, и еще несколько мерзостей, в том числе подлая выходка Мейерхольда по адресу М.А.»
Журнал «Театр и драматургия» (1936, № 4) оперативно по указанию свыше опубликовал материалы под заголовком «Против формализма и натурализма». В передовой статье «Свежий ветер» говорилось о «низкопробной фальшивке» — «Мольере», которая была поставлена во МХАТе. Мейерхольд присоединился к этому хору развязных критиков: «Весь мой творческий путь, вся моя практика есть не что иное, как развернутая самокритика. Я никогда не приступаю к новому своему сочинению, не освободившись от плена последнего своего труда. Биография подлинного художника — это биография человека, беспрерывно раздираемого недовольством самим собой... Мастер всегда строг к себе...»
Вот почему ему приходится бороться с «мейерхольдовщиной», расплодившейся особенно в Ленинграде и в Москве. Нет ничего для него страшнее, чем «плохо понятый Мейерхольд». Вот и Горчаков в «Мольере» «ухитрился протащить мейерхольдовщину, но дал это на идейно порочном материале».
Далее, давая оценку работе театра Сатиры, он заявил: «Этот театр начинает искать таких авторов, которые, с моей точки зрения, ни в какой мере не должны быть в него допущены. Сюда, например, пролез Булгаков».