Том 10. Сказки, рассказы, очерки 1910-1917
Шрифт:
Он широко шагнул к двери, а Лукин, недоумевая, вскочил с койки и, встревоженный, забормотал:
— Погодите — что такое? Землячок!
Торжествующе улыбаясь, Дядин взглянул на него, постучал пальцем в железную задвижку глазка и выпрямился, говоря:
— В мыслях люди везде свободны!
— Позвольте! — тревожно сказал Лукин, тоже подвигаясь к двери. — И я желаю выйти… то есть имею нужду в коридор…
Он часто мигал глазами, взволнованный чем-то, шарил
— Ты не бойся! — ласково посоветовал Дядин. — Народ надёжный, не выдаст! Чего бояться? Вот увидишь.
Заслонка осторожно поднялась, Дядин наклонился, а Лукин, отодвигаясь к окну, сердито ворчал:
— Не желаю… может, вы не в своем уме… и желаю просить, чтобы меня перевели от вас, — да! Чтобы я один сидел, позвольте!
Дядин, видимо, не слышал его голоса, он подставил ухо к отверстию в двери и на несколько секунд замер, прислонясь к ней плечом.
— Правда ли? — глухо спросил он.
И голова его стукнулась о дверь.
— Разные сумасшедшие — а я страдай тут… — возвышая голос, бормотал Лукин; он вытягивал шею к двери, точно собираясь прыгнуть, и таращил глаза, свирепо округляя их.
Фёдор Дядин тяжело выпрямился, встал у двери спиною к ней, опустил голову и, отирая потное лицо, молчал секунду, две, три.
— Я, — высоким голосом воскликнул Лукин, — не желаю с вами — слышали? Желаю выйти! Вы тут говорите разное… я боюсь!..
Он тонко позвал:
— Надзиратель!
И голос его, взвизгнув, оборвался.
Дядин смотрел на него, печально покачивая головой. Лицо у него было серое, он задумчиво кусал губы, а пальцы рук его крепко сжались в кулак.
— Что вы? Пропустите меня в дверь! — потребовал Лукин, понижая голос.
— Вот ты чего боишься! — тихо сказал Дядин.
— И боюсь! — отозвался Лукин, пряча глаза. — Конечно! Может, вы не в своём уме!
— Да-а! — протянул Федор Дядин. — Стало быть, ты выпытывать меня послан?
Лукин приподнялся на носках и снова негромко позвал:
— Часовой! Эй!
— Ну, если ты шпион, — иди, скажи им, что всё сделал я, что я тебе сознался! Иди!
— Заперто же! — вполголоса и сердито сказал Лукин, кивая головой на дверь.
— Отопрут! Только — вот что…
Дядин подвинулся вдоль стены, шаркая по ней локтями, остановился против маленького солдата и увещевающе заговорил:
— Своё, что тебе приказано, ты сделал, значит — обещанное получишь. А о том, что из коридора про тебя сказали, зачем ты ко мне послан, — об этом не говори начальству — слышишь?
— Ладно! — ответил Лукин, не глядя на Фёдора и поёживаясь.
— Погоди! Почему не
— Понимаю! — с досадой отозвался Лукин.
— Ты мне побожись, что не скажешь.
— Чего же я буду божиться? Разве вы поверите теперь!
Почему не верить?
— Если я взялся… за эдакое…
— Это ты по глупости. Дурак ты — вот и взялся. Л теперь, один грех сделав, другой — обойди.
Оба говорили торопливо, но тихо. Один — спокойный, печальный, другой — подавленный и унылый. Оса влетела в камеру и кружилась в ней, путая своё струнное жужжание с голосами людей.
Лукин отвернулся к окну и, глядя вверх, прошептал:
— Ей-богу — не скажу…
— Скажешь только про меня — верно?
Тогда Лукин взглянул в лицо ему и, поводя плечами, воскликнул ноющим от страха голосом:
— Расстреляют же вас!
Дядин отодвинулся подальше от него, спокойно говоря:
— Уж это всё равно — они и без тебя не помиловали бы… Иди!
Быстро сорвавшись с места, Лукин пошёл к двери, а Фёдор плотно прижался к стене — и придержал спереди рубаху свою, точно не хотел, чтобы она коснулась платья солдата.
Подскочив к двери, Лукин бил в неё ногой и кричал, раздражённо и тонко:
— Надзиратель! Отпирай!.. Черти!..
Но вдруг, оборотясь к окну, сказал торопливо и громко, чтобы преодолеть шум за дверью:
— Я не Лукин, а — Федосеев…
Дядин махнул на него рукой.
— Это всё равно мне!..
— А-ах! — воскликнул Лукин, толкая дверь руками. — Ну возятся же!
И пошатнулся: дверь отворилась, в камеру шагнул, сдвинув шапку на затылок, надзиратель Макаров, оттопырил усы и сурово спросил:
— Который безобразит, а?
— Ведите меня отсюда! — перебил его Лукин и, размахивая руками, лез вперёд, стараясь оттереть надзирателя с дороги. Макаров толкнул его в грудь.
— Куда прёшь!
— В канцелярию…
— Я те дам!..
Из глубины камеры послышался внятный голос Дядина:
— Действительно, господин надзиратель, ему нужно уйти отсюда доложить по начальству, потому что зачем он был послан, то уже исполнил.
Из-за широких плеч Макарова на секунду поднялись две головы, мелькнули две пары внимательных глаз.
— Что же? — спросил Макаров угрюмо и густо. — Сознаёшься ты, Дядин?
— Так точно. Потому — всё равно мне назначена смерть, а они только людей зря портят…