Том 10. Вечера княжны Джавахи. Записки маленькой гимназистки
Шрифт:
Дев только взял его и сразу выпустил из рук, обливаясь потом. Страшная тяжесть удилища едва не повалила его с ног.
Усмехнулся снова рыболов-великан и сказал Деву:
— Удивляет тебя моя сила! Пойдешь дальше и не таких еще силачей встретишь по дороге. Ступай вдоль берега реки.
Поклонился рыболову Дев, преисполненный уважения к его силе, и пошел по указанному ему пути. Вскоре увидел он второго рыбака-великана, закинувшего в реку такое огромное удилище-дерево, которое совсем пригнуло к земле Дева, когда он, по предложению рыболова, взял его в руки.
И до третьего рыболова дошел Дев. Удилище его едва
Прощаясь с Девом, третий великан сказал:
— Там, на горе, ты увидишь поляну, на поляне стоит сакля, а в сакле живет женщина, сила которой превосходит силу всех нас троих, взятых вместе.
Любопытство разобрало Дева. Захотелось увидеть женщину-богатыря, и полез он на вершину горы. Вот и вершина. Дивный луг раскинулся перед глазами Дева бархатным ковром. Посреди лужайки высится темной громадой исполинская сакля, сложенная из гигантских бревен. На пороге сакли сидит старая, как лунь, седая, старуха-великанша и прядет шерсть.
Увидел старуху Дев и испугался. Сам он казался таким ничтожным перед нею.
— Да будет над тобою благословение Аллаха! — произнес Дев заплетающимся от страха языком. — В гости пришел к тебе, госпожа. Не прогневайся за это!
— Сам пророк строго наказал людям свято почитать гостей, — произнесла в ответ старуха. — Странник, посланный Аллахом в саклю хозяина, должен чтиться им, как ангел и гонец из рая. Входи без страха, сын мой. Я спрячу тебя от глаз моих сыновей-великанов, которые охотнее едят человеческое мясо, нежели лесную дичь и рыбу.
И, сказав все это глухим трубным голосом, старуха-великанша ввела в дом Дева, вырыла ему посредине сакли, в земляном полу, яму огромным веретеном и опустила его туда. А отверстие ямы прикрыла доскою. Сквозь небольшую щелку Деву было видно, как с последними лучами солнца открылась дверь сакли, и три огромных, знакомых ему уже, рыболова-великана вошли в саклю.
— А где же тот глупый человек, матушка, которого мы послали к тебе! — забасили они втроем в один голос, и от этого страшного рева, казалось, задрожала земля.
— Мы нарочно отправили его к тебе, чтобы ты приготовила нам из него блюдо на ужин, — произнес старший из братьев.
— Нынче плохой улов, рыба не клюет совсем, — вторил ему средний, — не грех отведать и человечьего мясца.
— Подавай его нам, матушка, мы сами справимся с ним! — крикнул младший, и все трое бросились искать Дева. Напрасно старуха убеждала их, что по обычаю горцев грешно губить гостя, что по закону страны гость священная особа. Сыновья не послушались ее и вытащили чуть живого от страха Дева из ямы. Потом они посадили свою жертву на пол, посреди сакли, а сами заняли три угла горницы, предложив матери занять четвертый.
— Мы хотим, прежде чем его съесть, — загудел старший из сыновей, — позабавиться хорошенько этим глупым человеком, зазнавшимся через меру и вообразившим себя таким же силачом, как мы.
Тут все четверо вытянули губы и начали дуть на Дева.
Точно осенний вихрь наполнил саклю. Налетел, закружился по хижине, подхватил,
Смотрели на него великаны, дули все сильнее и сильнее и хохотали до слез, довольные своей выдумкой. А старуха-великанша думала в это время, как бы сдержать данное Деву слово и выручить его из беды. Думала, думала и придумала старая.
— Сынишки родимые, — запела она голосом, похожим на вой горной чекалки, — не довольно ли позабавились мы?… Я другую затею придумала, куда смешнее. Глядите на меня и делайте то же… Умрем со смеха!
С этими словами она снова стала дуть на Дева. Последовали ее примеру и сыновья. Поднялся бешеный вихрь в сакле, вдвое сильнее прежнего.
Дев, как пушинка, взвился в воздух, влетел в трубу великановой сакли и оказался в своей усадьбе. Там он пребольно ударился лбом о каменный таганчик с похлебкой, который его жена Зара держала в руках. Упал и вдребезги разбился таганчик… Разлилась похлебка… Огромная шишка вскочила у Дева на лбу…
— Ха-ха-ха!.. — раздается вдруг смех княжны.
— Что это? Бог Всесильный!
Барбалэ оборвала рассказ, бросилась к Нине-джан.
• Батоно-князь! Батоно-князь! — кричит старуха. — Велик Бог, Творец гор и неба, зеленых чинар и розовых кущ! Лучше Нине-джан… Ждалось рассмешить больную старой Барбалэ своей сказкой, лопнул в горле от смеха ужасный нарыв! Спасена маленькая княжна! Спасена!
Князь Георгий глазам не верит.
Подает полосканье, вату, полотенце, а у самого лицо сияет, как солнце весной:
«Нина-джан, дочка любимая, сокровище его, спасена, спасена!»
— Глупый Дев спас! — говорит Барбалэ, и слезы льются потоком из ее глаз.
— Ты спасла мне дочь, Барбалэ! Святая Нина да сохранит тебя долгие годы на радость нам всем!
Князь и служанка обнялись. Смахнул слезу Михако, старый казак.
Смех спас Нину, спасла сказка про глупого Дева, вообразившего себя силачом, спасла старая, верная Барбалэ, преданная Джаваховскому роду.
— Испытанное средство, — говорит она, сияя от счастья. — Старые женщины в аулах, горянки, так лечат, и наши грузинки не раз сказывали: рассмешишь — от смерти спасешь. А только рассмешить не всегда можно, вот беда!.. Но тут помог Дев-джигит меднолобый, и слава и честь ему от княжны!
Глава 7. Невеста водяного царя
Опять лето. Спеет янтарный виноград на солнце. Наливаются соком пышные грозди. Расцветают розы, и темно-красные, бархатистые, почти черные, и палевые, как топаз, и молочно-белые, и нежно-розовые, как зори в мае.