Том 10. Вечера княжны Джавахи. Записки маленькой гимназистки
Шрифт:
— Полюби Гуда, красавица, он могучий дух, царь этих бездн и гор.
Пташкой-горленкой обернулся старый и птичьим голосом щебечет с куста:
— Дам тебе счастье, красавица, дам власть и богатство, оставайся в горах со мною, будь моею женою…
Но рассмеялась только в ответ Нина, козочкой прыгая с уступа на уступ.
— Семко, — крикнула она звонко, — звезда души моей, Семко, скорей ко мне!
И предстал перед Ниной красавец-юноша — пастух, отважный, с пламенным взором.
— Здесь я, Нина, радость очей моих, невеста моя любимая! —
Как услышал это — и света не взвидел старый Гуд.
Крикнул, ахнул он, застонал злобно. Отозвались ему бездны и пропасти, скалы и потоки. Загремел в небе гром, засверкали молнии, разыгралась гроза.
Разгневался Гуд.
Прошло несколько недель.
В поднебесном ауле готовятся к свадьбе. Выходит красавица Нина за Семко-пастуха. Богатым узденям отказала, бекам (знатным) отказала, бедного юношу отличила ее любовь.
В ауле готовятся к свадьбе, а старый Гуд, как безумный, мечется в горах. Гремят громы, обвалы рушатся в бездны, снежные метели тучей носятся среди стремнин.
Беснуется Гуд и клянется отнять невесту у Семко.
Наступил канун свадьбы. Целый день кружила метель в горах. С утра стало мрачно в сакле, как в могиле. А Нине хоть бы что. Прибирает горницы к завтрашнему празднику в ожидании отца с матерью — те пошли приглашать соседей на свадьбу, — поет как птичка, думает про Семко…
И вдруг, оглянувшись, вскрикнула радостно на всю саклю.
Стоит любимый в дверях, отряхивает снег с бурки, глядит, улыбаясь, на Нину.
— Здравствуй, жемчужина Востока!
— Здравствуй, пламя и радость мыслей моих! Садись, гостем будешь.
А сама снимает с него бурку, стряхивает снег, сажает на тахту, болтает без умолку.
— Люблю тебя, Семко, люблю, счастье дней моих, люблю, жених мой дорогой…
— Люблю тебя, Нина, алмазное солнце среди мерцающих звездных огней, — отвечает Семко и, взяв за руки невесту, говорит еще и еще, как сильна и могуча его любовь к ней.
А старый Гуд все слышит и все видит. Старый Гуд заходится от злобы, старый Гуд кружит, мечется и вопит:
— Постойте, покажу я вам силу любви вашей, глупые дети!
Ухватил он огромную снежную глыбу, низвергнул в стремнину. Кусок глыбы оторвался и завалил дверь и окна сакли, где сидели будущие супруги.
Сразу стало в сакле темно.
— Мы заживо погребены обвалом! — вскрикнула девушка.
— Успокойся, любимая. Придут люди и освободят нас, — сказал Семко, согревая в своих руках похолодевшие руки невесты. — Не бойся ничего. Я с тобой.
Легче стало Нине от этих слов. Тихо заворковала она о будущем, близком счастье, о завтрашнем празднике — свадьбе.
Незаметно промчалось время, но никто не приходил на помощь заживо погребенным.
Голод уже подступил к Нине и Семко.
Миновал день, — может быть больше, может быть меньше, — не знали они… Голод язвил сильнее, валил от слабости с ног.
Как дикий зверь, метался по сакле Семко. На тахте, обессиленная, стонала Нина.
Тянулись ужасные
Ярко горели, как у голодного волка глаза Семко. Страшные мысли проносились в его голове.
«Если нас не отроют тотчас же, я съем ее… Нину… Я не могу больше ждать».
На беду девушка подняла руку. В эту минуту соскользнул рукав бешмета до самого плеча. Мелькнуло белое плечо в темноте сакли, и обезумевший от голода Семко, как дикий дверь, бросился к Нине и вцепился зубами в ее руку… Девушка испустила вопль ужаса и лишилась чувств.
В тот же миг послышались голоса за дверями. Это пришли горцы спасти погребенных обвалом. Несчастных отрыли, привели в чувство, накормили.
Но Нина уже не хотела смотреть на Семко, и на следующий день не праздновал их свадьбу поднебесный аул.
Зато старый Гуд хохотал на весь мир у себя в горах. Удалось старому Гуду расстроить свадьбу Нины!..
И еще говорят осетины, что удалось Гуду увлечь Нину в свой хрустальный замок на Эльбрусе и сделать ее царицей бездн и гор, своей женой.
Только вряд ли это правда. Наверное, умерла Нина от горя, и ищет ее всюду по свету старый свирепый Гуд…
Замолкла Барбалэ, тихо стало в горнице.
Михако закурил трубку. Замурлыкал горскую песенку удалец Абрек.
Княжна Нина заглянула в лицо старухи.
— Так ты думаешь, джан, что тот горец и был…
— Старый Гуд! — подхватила Барбалэ уверенно. — Ищет свою Нину в горах, старый, и в каждой девушке видит ее… Прикинулся горцем, лезгином или нашим грузином — ему ничего не стоит. Ведай это, моя ласточка!..
И опять наступила тишина…
И каждый думал о старом Гуде и о том, как удалось общей любимице-княжне избежать беды.
Глава 3. Каменный джигит
Утром проснулась молоденькая княжна и приказала:
— Пикник сегодня. Лошадей готовьте. Скачем все, скачем все!
Торопит, смеется, как ручеек внизу под горою.
— Собирайтесь все. Барбалэ, готовь корзины с провизией, моя добрая Барбалэ!
Бэла, дочь Хаджи-Магомета, еще на той неделе приехала из аула и от зари до зари распевала веселые песни.
Князь Георгий накануне из лагерей вернулся. С ним молоденький хорунжий прискакал, его адъютант и сестра адъютанта, Зиночка, беленькая, так мало похожая на Нину и Бэлу. Кусочек северного петербургского неба, казалось, упал в глаза Зиночки да так и остался в них, прозрачно-голубовато-серый.