Том 11. Благонамеренные речи
Шрифт:
Индифферентное, а то и враждебное отношение масс к «государственному союзу» характерно, по утверждению Салтыкова, не только для самодержавной России, но и для более свободной, казалось бы, буржуазно-парламентарной Европы, для эксплуататорского государства вообще. Суть парламентаризма заключается, по прозорливому замечанию Салтыкова, «в уловлении масс», в «вящем утучнении и без того тучного буржуа».
Разоблачение буржуазного государства в «Благонамеренных речах» служит, в конечном счете, и ответу на главенствующий вопрос о сущности «государственного союза» современной ему России. Не имея цензурной возможности до конца высказаться о социальной природе Российского государства, писатель обращается к республиканской Франции, стране несравненно более демократической, чем царская Россия. И оказывается, что государство там находится «на откупу у буржуазии», более того, является «единственным убежищем» буржуа против «разнузданности
Комплекс идей о природе собственнического, буржуазного государства, выраженный Салтыковым в статье «В погоню за идеалами», является результатом многолетнего осмысления им этой проблемы. В письме к Некрасову от 1/13 апреля 1876 года, препровождая «В погоню за идеалами» в редакцию «Отеч. записок», Салтыков оговаривался, что статья эта «не вполне цензурна по сюжету», и сообщал: «…Я написал ее, потому что так было нужно по ходу моих идей».
Казалось бы, само название статьи подчеркивает, что она обращена вовне: автор направился в погоню за идеалами в государства буржуазно-демократической Европы, однако не нашел идеала государственности и в этой «земле обетованной» русского либерализма.
На самом деле статья эта в не меньшей степени обращена и внутрь: в ней — ответы на нарождающиеся вопросы российской действительности. Вопрос о буржуазии и государстве и в самом деле с неумолимостью вставал перед Салтыковым «по ходу» его идей, по логике осмысления тех новых процессов и явлений, которые были вызваны к жизни реформами 60-х годов. Реформы эти, как известно, обусловили превращение России из феодально-крепостнической в буржуазную монархию.
Не только «семейный», но и «государственный» союз все органичнее срастался с буржуазной собственностью. Российское, как и французское, государство, при всем различии форм правления, главным своим «краеугольным камнем» с некоторых пор также полагало защиту собственности, заботу о том, чтобы «буржуа был сыт, стоял во главе и благодушествовал». В России появился новый государственный «столп» — Осип Дерунов и «кандидат в столпы» — Антон Стрелов, «сокративший» старого генерала помещика Утробина. То, что в 60-е годы только предчувствовалось, в 70-е стало фактом: помимо семейного, общественного и государственного «союзов», а точнее — вкупе с ними, «краеугольным камнем» российского бытия стал «союз» собственности. Он был «новым словом» эпохи, сквозной и всеобьемлющей id'ee fixe времени и по справедливости стал центральным объектом исследования в «Благонамеренных речах».
Уже очерк «В дороге», первый по времени публикации из цикла «Благонамеренных речей», воплощал ту качественно новую нравственную атмосферу, которая постепенно и незаметно копилась в жизни страны после «великих реформ». Количество как бы перешло в новое качество: «до какой степени все изменилось кругом!» За беглыми впечатлениями путешественника, дорожными наблюдениями, случайными встречами, беседами с ямщиком, трактирщиками и нечаянными попутчиками таится глубокое и выношенное, трагическое для Салтыкова знание: в жизнь вошли и ею правят, обделывают свои дела «новые люди» (они же и краеугольные камни) — маклаки, кулаки, сводчики, кабатчики, закладчики и пр. Они утвердили свои «благонамеренные речи», жизненные принципы, нравственность и мораль.
Устанавливаемая новым «дирижирующим классом» «мораль» означает для Салтыкова насилье и извращение естественной, нормальной человеческой природы, естественных, нормальных отношений между людьми. Писатель показывает, как анормальность объявляется нормой, а норма общечеловеческого поведения приравнивается к ненормальности, — эти-то социальные и нравственные сдвиги в обществе и фиксирует с мгновенной чуткостью народный язык. И вот уже всякий элементарно честный человек в России — «прост, ах, как прост». Чтобы у читателя не оставалось и тени сомнения в том, что несправедливость, эксплуатация и мошенничество стали всеобъемлющей нормой жизни, Салтыков обрушивает на него все новую и новую информацию о том, как где-то кто-то кого-то «нагрел», «объегорил», «объехал», «обманул». И зловещим нарастающим рефреном звучит в очерке: «Ах, прост! Ах, дурак… А дураков учить надо…» Со всех сторон обступают писателя такого рода «благонамеренные речи».
Острота и трезвость социального видения действительности помогли Салтыкову одному из первых с такой пронзительностью рассмотреть в жизни и запечатлеть в своем творчестве этот качественно новый исторический процесс: торжество буржуазного хищничества, пришедшего на смену хищничеству крепостническому. Но потому-то он и оставался, по ленинскому определению, писателем «старой» народнической демократии» [495] , что в этом переломном социальном
495
В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, изд. 5-е, т. 48, стр. 89.
Трагизм мироощущения Салтыкова 70-х годов с необыкновенной силой звучит в символическом пейзаже «Саваны, саваны, саваны!..», открывающем очерк «Кузина Машенька» — один из центральных очерков, где разрабатывается тема судьбы дворянско-помещичьей России в новых условиях. Эта тема неотделима для Салтыкова от темы развивающегося буржуазного хищничества, от Деруновых, Разуваевых и Антонов Стреловых, силою денег и деловой хваткой экспроприирующих помещичьи Монрепо. Уже очерк «В дороге» наполнен выразительными деталями этого разорения местными хищниками помещичьих гнезд: помещики «задаром», «за бесценок» спускают им свои рощи, леса, земли, имения; «на всем печать забвения и сиротливости». И другие очерки, рассказы и статьи «Благонамеренных речей» насыщены подобного рода информацией, с документальной точностью раскрывающей масштабы и напор капитализации России.
«По правде сказать, невелико вам нынче веселье, дворянам. Очень уж оплошали вы», — деланно соболезнует рассказчику, приехавшему «кончать» со своим родным гнездом Чемезовом, местный воротила Осип Дерунов. Грустная история распродажи Чемезова, где, по словам дворового человека Лукьяныча, «куда ни плюнь, все на пусто попадешь», позволила автору во всей красе, в обилии бытовых и психологических подробностей развернуть ту «любостяжательную драму», которой он стал «очевидцем и участником». Драма эта разворачивается в очерках «Столп», «Кандидат в столпы», «Опять в дороге». Рассказчик — лицо, в данном случае, страдательное — надевает здесь личину «разини», «слюнтяя», «дурака» — из тех самых, кого «облапошивают». Он своими боками постигает «жестокие, неумолимые нравы» этой «загадочной, запутанной среды», где закон борьбы за существование доведен до форм «поразительной простоты».
В названных очерках проходит ставшая сразу же классической галерея «столпов» стяжательства, «сноровистых и хищных людей», поедающих ближнего, озабоченных одним: как бы урвать, облапошить, объегорить, пустить по миру… Исследуются все их нехитрые и в то же время до крайности хитрые приемы обмана и надувательства, когда «несовершеннолетнего выдадут- за совершеннолетнего, каторжника за столпа, глухонемого за витию, явного прелюбодея за ревнителя семейных добродетелей». Низменная борьба и столь же низменная ненависть сотрясают основы общества, ведут жизнь, по мнению Салтыкова, к полному опустошению и нравственной выморочности.
Наивно думать, будто это ощущение трагической безысходности навевают на Салтыкова разоренные и вымороченные дворянские гнезда. Ненавидевший крепостничество Салтыков в ряде своих произведений, в том числе и в «Благонамеренных речах», запечатлел историческую обреченность русского дворянства, его антинародную, бесчеловечную суть. В очерке «Отец и сын» дана полная история жизни и гибели крепостника и солдафона, старого генерала Утробина.
Антошка-христопродавец, Антошка-кабатчик, Антошка-прасол, еще в недавнем прошлом — Антон «Стрела», стрелой летавший по базару на побегушках у купцов-толстосумов, а ныне — Антон Валерьянов Стрелов и был тот «homo novus <новый человек>, выброшенный волнами современной русской цивилизации на поверхность житейского моря», который надломил, погубил, проглотил генерала Утробина. И если иметь в виду самый процесс постепенного заглатывания кабатчиком Антошкой Стреловым генерала и экс-губернатора Павла Петровича Утробина, исследованный и воспроизведенный писателем с холодной точностью аналитика, то эта ситуация, с точки зрения Салтыкова, отнюдь не трагическая, а скорее — трагикомическая. Однако, если смотреть не в прошлое, но в будущее, не с точки зрения генерала Утробина, а с точки зрения народной, торжество этого плотоядного homo novus оборачивается, на взгляд Салтыкова, подлинной трагедией. Старое варварство пожирается новым варварством. И выживают на этом ристалище только те, кто принимает новую варварскую веру. Это молодой генерал Петенька Утробин, который мгновенно нашел общий язык с Антоном Стреловым и, подделав векселя на двадцать тысяч рублей, заложил, кабатчику не только остаток земли, но и жизнь своего отца. Это — «березниковская барыня», фарфоровая куколка кузина Машенька, которая вместе со своим мужем «благонамеренным рыбарем» Филофеем Промптовым душит крестьян по всем законам капиталистической эксплуатации, не уступая в алчности и беззастенчивости Стреловым и Деруновым.