Том 11. Монти Бодкин и другие
Шрифт:
Энн, которая столкнулась с обычной трудностью, подстерегавшей в диалогах Аффенхем — Миллер, воспользовалась короткой паузой, чтобы вставить слово.
— Бедная Энн! — сказала она. — Бедное маленькое дитя. Что ждет эту милую девушку с чокнутым мужем и полоумным дядей! Джеф?
— Да, моя радость?
— Поскольку ты кажешься мне чуть более нормальным, чем дядя, не объяснишь ли ты, что здесь происходит?
— Объясню. Ты видишь перед собой, — начал Джеф, — белейшего человека в мире. Нет. В данных обстоятельствах это не подходит. Я хотел сказать, что твой дядя —
— Дядя Джо-ордж! — вскричала Энн, совершенно сраженная.
— Все в порядке, дорогая, — сказал лорд Аффенхем. — Ничего другого не оставалось. Noblesse oblige, понимаешь, noblesse oblige.
Он так явно любовался собой, что Джеф пожалел о своих словах. Как часто искренняя хвала неоправданно кружит голову!
Он поспешил внести коррективы.
— Хорошо вам стоять тут, как Сидни Картон, [26] — холодно сказал он. — Самопожертвования не потребовалось бы, будь у вас хоть унцией больше мозгов, чем на бильярдный шар.
26
Сидни Картон — герой «Повести о двух городах» Ч. Диккенса, добровольно пошедший за другого на гильотину.
— Выбирайте слова, Джеф, — обиделся лорд Аффенхем, и Энн, по-видимому, согласилась.
— Этот Миллер, — сказала она, — невесть что о себе думает. Наглый, заносчивый тип, каких я на дух не выношу.
Джеф стоял на своем.
— Я сказал, на бильярдный шар, и не отступлю от своих слов. Почему этот болван не положил бриллианты в банк?
— Ты назвал моего дядю болваном?
— Да.
— Наверное, пора было кому-то это сказать, — промолвила Энн. — Впрочем, ты же знаешь, он не доверяет банкам.
— Ну, конечно.
— А если человек не доверяет банкам, он, естественно, не хочет, чтобы банку достались его бриллианты.
— Не понимаю, чем в банке хуже, чем у Моллоев.
— Согласна.
Лорд Аффенхем не участвовал в разговоре. Заявив протест, он по обыкновению ушел в себя. Подрагивание бровей показывало, что мозг его трудится. Теперь он вынырнул из забытья с громким «Лопни кочерыжка!»
— Минуточку, — вскричал он. — Сейчас, сейчас. Джеф!
— Милорд?
— Продолжайте, пожалуйста, говорить «в банке».
— «В банке»?
— Он просит говорить «в банке», — объяснила Энн.
— Да? Хорошо. В банке… в банке… в банке… Долго еще? — спросил Джеф.
— Вот что я вам скажу, — объявил лорд Аффенхем. — Я серьезно сомневаюсь, что положил бриллианты в табачную банку. И все же слова «в банке» очень важны. Как и слово «пруд». А пока не говорите со мной. Я хочу подумать.
Он впал в прострацию, и Джеф повернулся к Энн.
— Я люблю тебя, — сказал он.
— Это хорошо, — отвечала Энн.
— И буду любить всю жизнь.
— Лучше и лучше.
— Ты знаешь, что муравьи бегают быстрее в жаркую погоду?
— Быстрее кого?
— Быстрее других муравьев в холодную, вероятно.
— Ты
— Нет.
— Это правда?
— Чистая правда. И я люблю тебя.
Лорд Аффенхем тяжело поднялся с кресла. Все его лицо — брови, нос, глаза, подбородок и верхняя губа — лучилось довольством. Даже уши слегка подрагивали от восторга.
— Я знал, что вспомню, — сказал он. — Я никогда ничего не забываю начисто. Надо было только дать мне время. Бриллианты целы. Они — в банке.
— Правда? — вскричал Джеф.
— В каком банке? — воскликнула Энн.
— Не в каком, а в какой. В лодочной банке, — сказал лорд Аффенхем. — Не знаю, известно ли вам, но скамейка в лодке зовется банкой. Я отчетливо все помню. Был чудесный весенний день. Я гулял по берегу и просто из любопытства заглянул в лодку. Под банкой оказалось что-то вроде ящика. Я сходил за бриллиантами и спрятал их там.
Он вышел в стеклянную дверь. Энн с надеждой взглянула на Джефа.
— Думаешь, они там?
— Конечно, нет.
— Ты — пессимист.
— Я просто смотрю на вещи здраво, — сказал он. — Ни за что не поверю, что твой дядя спрятал бриллианты в таком простом, надежном месте, как лодочная банка. Нет, это его очередной фальстарт. Нам надо тихо и спокойно подумать о будущем, забыв про всякие бриллианты.
— Мое приданое!
— Брось.
— Я хочу принести тебе приданое.
— Я сказал, что мне не надо твоего приданого. Неужели Миллер из Холси-корта не сможет прожить с женой без ее денег? В скромном довольстве, учти, не в роскоши. Поначалу, конечно, придется экономить. Ты будешь готовить, я — мыть посуду. Нет, черт возьми, не буду. Посуду будет мыть твой дядя. Разумеется, он поселится с нами, так что пусть отрабатывает свой хлеб. Что толку иметь в доме опытного дворецкого, если не можешь приставить его к делу? Значит, договорились. Ты будешь готовить, твой дядя — мыть посуду, прислуживать за столом, отвечать на дверные звонки, исполнять мелкие поручения, чистить серебро…
— Какое серебро?
— У меня есть маленький кубок. Я выиграл его в школе в забеге на четверть мили.
— А ты?
— Я буду лежать на диване с трубочкой и приглядывать за всем.
— Вот как?
— И, разумеется, вносить неповторимый миллеровский штрих.
Снаружи послышалась тяжелая поступь.
— Ну вот, — сказал лорд Аффенхем. — Я же вам говорил. Небрежным жестом он, словно гейзер, принялся рассыпать бриллианты по столу.
Глава XXIX
Долли Моллой остановила машину.
— А теперь, пупсик, давай на них поглядим.
Она подкрашивала губы, поэтому не сразу заметила зловещую тишину. Долли быстро повернулась, и расстроенное выражение любимых глаз поведало ей скорбную повесть. Она шумно выдохнула:
— Их там нет?
— Нет, киска.
В такие минуты и проявляется подлинное величие женщины. Мгновение Долли сидела, словно раздавленная пятой рока. Потом минутная слабость прошла. Долли вновь стала собой. Она поцеловала Мыльного — нежно, звучно, так что эхо прокатилось по темным полям.