Том 12. Пьесы 1908-1915
Шрифт:
Богомолов. Неужели ты думаешь, что я хотел оскорбить тебя? Пойми, что это невозможно. Я столько пережил с тобой хорошего, я так благодарен тебе за это, и — ведь я тебя люблю! За что ты сердишься? (С улыбкой.)Это я должен сердиться, — ведь ты изменила мне, если это не выдумка!
Ольга. Нет! Это правда! (В отчаянии.)Боже мой, я ничего не понимаю!
Богомолов. Ну, хорошо, это правда, ты изменила мне, коварная женщина.
Ольга.
Богомолов. Успокойся, Ольга, не кричи… В чём дело?
Ольга. Но — разве это не оскорбляет тебя?
Богомолов. Не будем говорить обо мне… (Под[ошёл], положил руку на плечо ей.)Ольга, — ведь это не серьёзно, да? Ведь если бы ты полюбила кого-то… ты вела бы себя иначе? не так ли? Забудем же об этом, Ольга, если это ошибка…
Ольга. А если это моя месть тебе?
Богомолов. За что?
Ольга. За то, что ты далеко от меня…
Богомолов. И ты решила уйти ещё дальше? Нет, — я думаю — это не так. Я ведь знаю — ты меня любишь, я это чувствую.
Ольга. Как трудно с тобой! Ты точно издеваешься.
Богомолов. Ольга, я понимаю, что быть красивой женщиной — это иногда большое несчастие. Она — сокровище, отовсюду к ней тянутся завистливые, жадные и часто грязные руки, все хотят обладать ею… я понимаю, как легко потерять себя в этой ядовитой атмосфере вожделений.
Ольга (в тоске). Кто говорит со мной? Человек, имеющий право любить меня, умная книга или какая-то непонятная мне идея? Я с ума сойду!
Богомолов. Послушай же, дитя моё! Ведь я не виню тебя ни в чём…
Ольга. Обвини! Оскорби!
Богомолов. Не будем говорить глупостей… Ты ошибаешься, думая, что я не страдаю. Нет, по-своему — я оскорблён, — не тобой, а — пошлостью события, прости меня — случилось пошлое. Это не страшно, но мучительно, именно потому, что пошло…
Ольга. О, боже мой…
Богомолов. Ты знаешь — я люблю любить, люблю самое чувство любви и умею любоваться им, — ты это знаешь. Помнишь?
Ольга. Да. Это было…
Богомолов. Это всегда со мной. На всю жизнь женщина — ты — останешься для меня владычицей мира, существом, от которого все племена и народы, силой, побеждающей смерть и уничтожение. Тебя ради возникло на земле всё прекрасное, от тебя вся поэзия жизни, всё для тебя — преступления и подвиги, — всё! Любовью к тебе насыщена жизнь, и пусть теперь формы любви несовершенны, грубы, но — настанет время, когда это лучшее чувство наше насытится религиозным сознанием и мы будем любить, обожая друг друга…
Ольга (сквозь зубы). Проклятый сказочник…
Богомолов. Если на земле возможно счастье,
Ольга. Живёт в тебе какой-то тихий дьявол… Я не знаю — можно верить твоим словам?
Богомолов. Надо верить, Ольга! Из всех иллюзий жизни вера самая лучшая.
Ольга. Всегда, за всем, что ты говоришь, я чувствую глубоко скрытую иронию. Во что ты веришь?
Богомолов. В тебя. Верь и ты в своё назначение — одарять мир любовью, лаской, счастьем… Что есть лучше этого? Что?
Ольга. Я не знаю.
Богомолов. Мы все очень бедные люди, друг мой, и нам необходимо делиться друг с другом всем, что мы имеем… (Обнимает её.)Ну, ты успокоилась немножко?
Ольга. Да. Ты заговорил меня… Ты точно с ребёнком говоришь со мной.
Богомолов. Я тебя люблю…
Ольга. Я чувствую, что тебе жалко меня… О, господи! Где же любовь?
Богомолов. Перестань!
Ольга. Почему, почему ты не спросишь, зачем я сделала это?
Богомолов. Если хочешь — скажи.
Ольга. А тебе — безразлично?
Богомолов. Не могу же я просить тебя — покайся!
Ольга. Если б ты любил…
Богомолов. Ну, хорошо, — я сам стану рассказывать о тебе. Ты хотела попробовать, не разбудит ли любовник страсть мужа, да?
Ольга. Если бы так?
Богомолов. Ну, — тогда это поступок отчаяния, который вызван моей небрежностью к тебе.
Ольга. Знаешь — ты… тебя все считают наивным человеком…
Богомолов. Проще говоря — дураком. Милая, давай прекратим это… Ведь ты не Верочка, которая так любит психологические разговоры…
Ольга. И с которой ты кокетничаешь… Она тебе нравится?
Богомолов. Мне все люди интересны, но я люблю только одного человека — тебя. Может быть, я непонятно люблю, но — лучше не умею… Вот я с наслаждением смотрю, как ты внутренно растёшь, и не хочу мешать росту самого прек[расного] на земле, что я знаю. Мы помирились?
(Ольга молча смотрит на него.)
Богомолов. Да?
Ольга (обнимая). Ты умеешь успокоить душу… да, ты умеешь это… Но — твоя любовь? Нет, я не чувствую её… не чувствую!
Богомолов. Что же мне делать? Побить тебя, как бьют мужики баб… хочешь? (Крепко об[нимает] её.)
[IV действие]
Та же комната. Поздний вечер. В фонаре горит лампа, над столом — люстра. Верочка в углу за столом пишет. Нина в кресле, Ладыгин ходит, хмурый.