Том 13. Господа Головлевы. Убежище Монрепо
Шрифт:
Но на этом месте речь моя была прервана сильным звонком. Оказалось, что приехал курьер, возвестивший Феденьке, что Иван Михайлыч изволил благополучно возвратиться из Екатерингофа!
Признаюсь, я был даже доволен, что беседа наша так внезапно оборвалась. Надоело.
Первое июня *
— Так ты думаешь, что нужно подтянуть? — спросил я Федю.
— Непременно, mon oncle, — отвечал он уверенно, — это не только личное мое мнение, но и все компетентные люди так думают.
Мы сидели в ресторане Летнего сада и ели. Петербург опустел; не только столоначальники, но и помощники их разъехались по дачам и слетались в город лишь на короткое время по утрам, чтоб не совсем
— Ты Ландсберга не знавал? — обратился я к Феденьке.
— К сожалению, знал. Прошлой зимой даже vis-`a-vis [90] в кадрили не раз приходилось танцевать.
— Да, вот и он… Все думал, как бы карьеру сделать, — и вдруг…
Клянусь, я сказал это почти бессознательно, нимало не рассчитывая проводить какие-нибудь параллели. Однако ж Феденька обиделся и покраснел.
— Неужели же вы находите какие-нибудь поводы для сравнения? — протестовал он.
90
визави.
— Упаси бог, мой друг! Так… вспомнилось… Все слышишь что-то такое страшное: подтянуть да в бараний рог согнуть — ну, и вспомнилось; а ведь, может быть, и Ландсберг в мечтаниях своих рассчитывал: «Только бы мне с Власовым благополучно сквитаться, а там уж я знаю, что делать — буду подтягивать да подтягивать…»
— К счастию, я не имею надобности в Власовых…
— Ах, нет! ты, пожалуйста, не думай! Я знаю, что ты человек аккуратный… Но Ландсберг — ведь это все-таки не миф. Скажи, пожалуйста, когда ты с ним прошлой зимой vis-`a-vis танцевал, разве приходило тебе на мысль, что через два-три месяца этот человек будет судиться, как убийца? Ведь не приходило? а?
— Конечно, не приходило.
— И, наверное, ты вместе с другими находил, что это прекрасный и способный молодой человек, который «пойдет далеко». Признайся, случалось тебе с ним по душе разговаривать? планы насчет величия России строить?
— Признаюсь откровенно: случалось.
— И что же?
— Действительно, я находил, что это человек сильной воли, способный и что…
— И что он «подтянет»?
— Да, думал и это.
— Ба! да ты ведь и Юханцева, конечно, знавал?
— Знал и его.
— И тоже считал, что это малый способный?
— Признаюсь… считал.
— И вы втроем: ты, Ландсберг и Юханцев собирались где-нибудь за бутылкой доброго вина (платил Юханцев) и совершенно серьезно рассуждали, что «так нельзя», что «все распушено, ни на что не похоже», что «суды оправдывают», «власти бездействуют», что «надо положить этому предел»… И Ландсберг при этом первый — да, именно он, он первый — припомнил и произнес слово: «подтянуть», а вы с Юханцевым, услыхав это, в восторге воскликнули: oui, Landsberg — c’est l’homme du moment!.. [91] Ведь случалось это? да?
91
да, Ландсберг — это человек сегодняшнего дня!
— Случалось.
— Посмотри, однако ж, какой, с божьею помощью, оборот! суд-то словно подслушал
Все время, покуда я таким образом объяснял свою мысль, Феденька улыбался то иронически, то с явным нетерпением, но, наконец, не выдержал и сказал:
— Прекрасно, прекрасно все это, mon oncle… Но желал бы я знать, с какого повода вы начали этот разговор?
— Да говорю тебе, что просто так; светская болтовня — и больше ничего. Теперь все умы Ландсбергом переполнены — ну, и я… Скажи, пожалуйста, он ни в каком комитете не участвовал? По части подания пособий неимущим и сиротам… по части улучшения нравственности… распространения здравых идей… спасения общества от крушения… ну, вообще, какие у вас там комитеты с дамочками заведены?
— Нет, я не встречал его.
— Ну, стало быть, не успел. А помешкай он немного с Власовым или обделай это дельце поаккуратнее… Впрочем, ты, пожалуй, опять подумаешь, что я какие-нибудь параллели провожу. Уверяю тебя, это светский разговор — и больше ничего.
Мы оба на минуту замолчали. К счастию, в эту минуту подали boeuf bras'e [92] , который был какой-то такой необыкновенный, что даже я, человек от природы неприхотливый, вознегодовал и забыл о «подтягиваниях». Но, к удивлению, Феденька, которого я считал изнеженным и гурме [93] (я даже удивился, что встретился с ним… в Летнем саду!), не только не возмутился, но преисправно рубил ножом эту обугленную доску и проглатывал один за другим отрубленные куски.
92
беф-брезе — тушеное мясо.
93
Gourmet — лакомкой.
— Действительно, я люблю тонко поесть, — объяснил он мне, — но ежели бы, по обстоятельствам, мне пришлось бы даже в греческой кухмистерской обедать — я и перед этим не отступлю. Все в свое время, mon oncle. Бывают моменты в истории, когда всего нужнее поспешность…
— Послушай! а ведь я, представь себе, думал, что поспешность потребна только блох ловить! — не удержался, прервал я.
— Вы неисправимы, mon oncle. Но будем продолжать. Теперь мне совсем не до того, чтобы задумываться над menu [94] . Я так занят, что бегу в первый попавшийся кабачок и имею в виду одну цель: утолить голод. Коль скоро эта цель достигнута — я доволен. И я уверен, что обед в греческой кухмистерской нимало меня не скомпрометирует, что я и там сумею остаться самим собою. В этом вся сила, mon oncle. Нужно так держать себя, чтоб всегдабыть вне подозрений, чтобы всякий, кто бы ни увидел меня — даже в «Афинах», — сказал себе: ежели этот человек пошел обедать в «Афины» * , то это означает, что так нужно, а совсем не то, чтобы он хотел сэкономить двугривенный.
94
меню.
Это было высказано с такою твердостью, с таким почти регуловским геройством * , что я не мог воздержаться, чтоб не воскликнуть:
— Феденька! я тебя уважаю!
— Enfin! [95] Но, в таком случае, я могу вам сказать, что ежели вы откинете предвзятые мысли и взглянете на современность трезвыми глазами, то между нынешней молодежью — нашего общества, разумеется — встретите уж много людей вполне деловых и готовых на жертвы. Да ведь и пора за ум взяться — это ясно для всех.
95
Наконец-то!