Том 13. Салли и другие

Вудхаус Пелам Гренвилл

— То есть упала без чувств?

— Н-нет, этого я бы не сказал. Она осталась стоять, но покачнулась, прижала ладонь ко лбу. И сделалась бледной, как привидение.

— Странно.

— Очень. Меня это обеспокоило. У меня и сейчас на душе неспокойно.

Я задумался.

— Вы не могли что-нибудь такое сказать, что ее расстроило?

— Исключено. Я обсуждал с ней этого парня Сидкапа, который приезжает завтра ознакомиться с моей коллекцией серебра. Ты его не знаешь?

— Нет.

— Он, конечно, осел скудоумный, — сказал дядя Том, он почти всех людей своего круга считает скудоумными ослами, — но в старом серебре, драгоценностях и всяких таких вещах разбирается,

говорят, неплохо. И вообще он, слава Богу, у нас только отобедает и уедет, — прибавил дядя Том со свойственным ему гостеприимством. — Но я говорил о твоей тете Далии. Так вот, она покачнулась и сделалась бледной, как привидение. По-моему, она слишком перегружена. Этот ее журнал «Пеньюар светской дамы», или как бишь он называется, выпил из нее все соки. Совершеннейший вздор. Зачем ей издавать какой-то еженедельник? Буду от души рад, если она сумеет продать его этому типу Троттеру и наконец освободится, потому что он не только выматывает все силы у нее, но еще и обходится мне в немалую сумму, чтоб ему. Траты, траты, траты без конца.

После этого дядя Том еще горячо высказался на тему о подоходном и добавочном налогах, и назначив мне скорую встречу в хлебной очереди для неимущих, пошел дальше и исчез во тьме. А я, прикинув, что час уже поздний и, пожалуй, можно без риска вернуться в дом, направился в свою комнату.

Там я стал переодеваться ко сну, а сам, не переставая, думал про то, что только что услышал. Непонятно. За ужином мне, конечно, было немного не до того, но все-таки я бы наверняка заметил, будь у моей тети болезненный вид или вообще что-то в таком духе. Насколько я помню, она со всегдашним азартом и огоньком уписывала все, что значилось в меню. И однако же дядя Том сказал, что она побледнела, как привидение, что, при ее обычном румянце, требовало бы немало специальных усилий. Странно, чтобы не сказать: загадочно. Я все еще размышлял на эту тему и прикидывал, какие выводы сделал бы тут Осборн Кросс, сыщик из «Загадки красного рака», когда мои размышления прервал поворот дверной ручки. За ним последовал мощный удар в дверную филенку, и я порадовался, что сообразил своевременно запереть дверь. Потому что я услышал голос, и это был голос Сыра Чеддера:

— Вустер!

Я отложил «Красного рака», которого только успел открыть, встал и подошел к двери.

— Вустер!

— Потише, приятель, — холодно сказал я в замочную скважину. — Я тебя слышал. Чего ты хочешь?

— Потолковать с тобой.

— Это исключено. Отвяжись от меня, Сыр Чеддер. Я нуждаюсь в покое. У меня побаливает голова.

— Посмотришь, как она у тебя разболится, когда я до тебя доберусь.

— То-то и оно, что тебе до меня не добраться, — удачно парировал я, снова расположился в кресле и занялся книгой в приятном сознании, что одержал над Сыром верх в литературных дебатах. Он обозвач меня из-за двери несколькими ругательными словами, постучал еще, подергал ручку и, наконец, убрался, изрыгая, конечно, проклятия.

Но не прошло и пяти минут, как в дверь снова постучали, на этот раз так негромко и вкрадчиво, что я без труда догадался, кто там.

— Это вы, Дживс?

— Да, сэр.

— Одну минуту!

Проходя по комнате к двери, чтобы впустить Дживса, я с удивлением обнаружил, что мои нижние конечности слегка как бы размякли. Словесная дуэль с давешним гостем потрясла меня сильнее, чем я думал.

— Мне только что нанес визит Сыр Чеддер, — поделился я с Дживсом.

— Вот как, сэр? Надеюсь, с положительным результатом?

— Да, я его совсем сбил с толку, бедного недотепу. Он вообразил, что сможет ко мне проникнуть

просто и беспрепятственно, и прямо чуть не рухнул, наткнувшись на запертую дверь. Но у меня после этого происшествия слегка подрагивают ноги. Хорошо бы вы раздобыли мне виски с содовой.

— Разумеется, сэр.

— Тут требуется умение смешивать в точной пропорции. Кто был тот ваш приятель, обладавший крепостью десятерых, о котором вы мне на днях говорили?

— Джентльмен по имени Галахад, сэр. Вы, однако, не совсем верно полагаете его моим личным знакомцем. Это герой поэмы покойного Альфреда, лорда Теннисона.

— Неважно, Дживс. Я только хотел выразить пожелание, чтобы порция виски с содовой, которую вы мне принесете, тоже обладала десятерной крепостью. Лейте, не колеблясь.

— Очень хорошо, сэр.

Он вышел по делам милосердия, а я снова взялся за «Красного рака». Но только успел освежить в памяти улики и приступить к допросу подозреваемых, как меня опять прервали. В дверь гулко ударили кулаком. Я подумал, что вернулся Сыр, и поднялся с кресла, чтобы еще раз послать его подальше через замочную скважину, но тут за дверью раздалось восклицание такой силы и смачности, что оно могло слететь с губ лишь той, которая обучалась этому искусству среди лис и собак.

— Тетя Далия?

— Отопри дверь!

Я отпер, и тетя Далия влетела в комнату.

— Где Дживс? — спросила она в таком сильном смятении, что я посмотрел на нее с тревогой. После рассказа дяди Тома про то, как она обмерла, это ее взволнованное состояние мне совсем не понравилось.

— Что-то случилось?

— Еще как случилось! Берти, — престарелая родственница опустилась в кресло с видом человека, который тонет, — я пропала, и один Дживс способен спасти мое имя от черного позора. Давай его сюда, пусть задействует на всю мощность свои знаменитые мозги.

12

Чтобы ее успокоить, я, любя, погладил ее по макушке.

— Дживс сейчас придет, — сказал я, — и одним взмахом волшебной палочки сразу наведет полный порядок. Поделитесь со мной, моя престарелая дрожащая осинка, в чем дело?

Тетя Далия сглотнула, как обиженный бульдожий щенок. Редко мне доводилось видеть таких перепуганных теток.

— Это все Том!

— То есть дядя, так именуемый?

— А что, скажи на милость, разве у нас в доме имеются еще и другие Томы? — набросилась она на меня в своей прежней наступательной манере. — Да, Томас Портарлингтон Трэверс, мой муж.

— Портарлингтон? — переспросил я, пораженный.

— Он недавно забрел в мою комнату.

Я понимающе кивнул. Я вспомнил, что он мне об этом уже рассказывал. Тогда он как раз заметил, как она прижимает ладонь ко лбу.

— Пока все ясно. Сцена: ваша комната; при поднятии занавеса вы сидите. Забредает дядя Том. Что дальше?

Тетя Далия немного помолчала. А потом проговорила приглушенным — для нее — голосом. Иначе сказать, вазы на каминной полке задребезжали, но штукатурка с потолка не посыпалась.

— Я, пожалуй, расскажу тебе все.

— Расскажите, старая прародительница. Ничто так не облегчает душу, как чистосердечное признание, о чем бы ни шла речь.

Она сглотнула, как второй бульдожка.

— Это короткая история.

— Ну и прекрасно, — кивнул я, так как час был поздний, а за день чего только со мной не произошло.

— Помнишь, мы с тобой говорили, когда ты только приехал… Берти, безобразное ты чучело, — вдруг отвлеклась она от темы, — такое гадкое зрелище, как эти усы, только в кошмарном сне могло привидеться. Будто очутился в параллельном, страшном мире. Для чего ты их отпустил?