Том 15. Книга 1. Современная идиллия

Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович

XXII ^*

XXIII ^*

XXIV ^*

Впервые — ОЗ,1883, № 1 (вып. в свет 18 января), стр. 251–288, под номерами XXII, XXIII, XXIV.

Сохранились: 1) черновая рукопись главы под номером XXII, позднее разделенной на главы XXII и XXIII. Приводим некоторые разночтения.

Стр. 216, строка 5 сн. Вместо слов: «мужичье аграрные вопросы разрешает» —

мужичье аграрные вопросы, набивая воблой мамоны, разрешает

Стр. 223, строки 3–4 св. Вместо слов: «И когда последние засвидетельствуют, что лучше ничего не пивали, тогда…» —

а потом губернатора. И когда последние засвидетельствуют, что лучше ничего не пивали, то вино начинают пить члены окружного суда и земской

управы. Затем

Стр. 229, строка 19 св. После слов: «как следует это действие понимать?» —

И, изложив этот тезис, смотрели на нас: много ли, мол, вы таких прокуроров видали? Но, увидев, так как мы остались нечувствительны, то и они, щелкнув языками, стали подниматься наверх.

2) черновая рукопись главы XXIV, более краткая редакция по сравнению с журнальной публикацией.

Текст в Изд. 1883совпадает с текстом журнальной публикации за исключением небольшого уточнения в главе XXIII.

Публикация вызвала тяжелые последствия для «Отеч. зап.». 14 января 1883 г. H. E. Лебедев доложил СПб. цензурному комитету, что в этих главах «проводится идея полного отрицания всего существующего в нашем обществе и народе», «автор предает <…> осмеянию не пороки общества, не злоупотребления отдельных правительственных лиц, а подводит под бич сатиры высшие государственные органы, как политические суды, и действия правительства против политических преступников, стараясь и то и другое представить читателю в смешном и презренном виде и тем самым дискредитировать правительство в глазах общества». «Намерение, которым задается сатирик», цензор счел «колеблющим авторитет <…> власти» и посему предложил арестовать январскую книжку «Отеч. зап.». Цензурный комитет сделал соответствующее представление в Главное управление по делам печати [123]

123

В. Е. Евгеньев-Mаксимов. В тисках реакции, с. 105–107.

18 января 1883 г. представление было рассмотрено в Совете Главного управления, который «пришел к заключению, что настоящий очерк не есть простая сатира <…> а переходящая всякое приличие карикатура, не ирония, а нахальное издевательство, неистовое глумление над правительством в деле преследования политических преступников, что не может быть дозволено в печати, а потому признал необходимым подвергнуть журнал «Отеч. зап.» какому-либо административному взысканию». Несмотря на заступничество двух членов Совета (В. М. Лазаревского и Н. А. Ратынского), журналу было объявлено второе предостережение, по существу, решившее его судьбу. В мотивировке предостережения «Современная идиллия» не была упомянута — указывалась статья Н. Я. Николадзе «Луи Блан и Гамбетта» [124] . Но, как писал Салтыков в эти дни А. Л. Боровиковскому (31 января 1883 г.), на Николадзе власти ссылались «только для прилику», «главная же цель» была «Злополучный пискарь…».

124

ЛН.№ 13–14, с. 151–154.

Знали об этом и в обществе, где даже распространялись слухи об административной ссылке самого писателя: «Салтыкову предложено было выехать в Вятку за «Пискаря», но его оставили лишь по причине болезни», — утверждал причастный к «Священной дружине» темный делец К. А. Бороздин [125] . «Предложения» такого Салтыков не получал, но «слухами», дошедшими до него, был весьма обеспокоен (см. его письма).

На фоне министерской чехарды, политической суеты, охватившей правящие сферы (это отражено в XXII главе «Современной идиллии»), в послепервомартовской России развертывалась трагическая история гибели «Народной воли».

125

В. Я. Богучарский. Из истории политической борьбы в 70-х и 80-х гг. 19 века, с. 367.

Центром глав, опубликованных в январском номере «Отеч. зап.», является «замечательное политическое дело», зрителями которого становятся путешествующие герои. Фактическую основу этому эпизоду дали крупные политические процессы 70-80-х годов: «50-ти» (февраль — март 1877), «193-х» (октябрь 1877 — январь 1878), «20-ти» (февраль 1882). О подробностях судов над революционерами-народовольцами и участниками «хождения в народ» Салтыков, вероятно, знал не только из газетных отчетов, но и от выступавшего защитником на процессах 50-ти и 193-х А. Л. Боровиковского, с которым его связывали приятельские отношения.

Салтыков осторожно, но точно воспроизвел некоторые детали этих расправ, известные современникам: дело 193-х, как и процесс 50-ти, представило «особый вид дознаний, производимых не о преступлении, а на предмет отыскания признаков

государственного преступления»,причем «поводом к привлечению в качестве обвиняемого» являлись «без всякого фактического подтверждения <…> внушающий подозрение образ жизни» или «вредный образ мыслей» [126] , процесс 193-х тянулся около четырех лет, арестованные томились в одиночных камерах и к концу следствия было 93 случая самоубийств, умопомешательств, смерти, трое обвиняемых умерли во время суда [127] . Процесс 20-ти характеризовался «нарушением форм судопроизводства на каждом шагу» со стороны председательствующего сенатора П. А. Дейера [128] , в деле 50-ти «судьи <…> принимали невольно характер стороны в процессе, не могущей относиться хладнокровно к развертывающейся пред нею судебной драме», так как «назначались <…> из наиболее «преданных» сенаторов, а «прокурорский надзор» вела «среда «волкодавов», которые делали себе карьеру в то время», — свидетельствовал беспристрастный А. Ф. Кони [129] .

126

А. Ф. Кони. Сочинения, т. 2, с. 334 и 335.

127

Н. А. Троицкий. Процесс 193-х. — «Общественное движение в пореформенной России». М., «Наука», 1968, с. 317–318.

128

«Былое», 1906, № 1, с. 286.

129

А. Ф. Кони. Сочинения, т. 2, с. 33, 34, 38.

В «Злополучном пискаре» Салтыков высмеял царское «правосудие» и, вместе с тем, в очередной раз заклеймил реакционную печать в ее усилиях активизировать борьбу правительства с «неблагонадежными элементами». Сатирический образ «лягушки-доносчицы», которая «квакает толково и даже литературно», причем, как сразу определил цензор Лебедев, — «словами московских публицистов» [130] , должен быть соотнесен с редактором «Моск. вед.». Образ этот подсказан самими катковскими изданиями: нигилизм — «лягушка, хвалившаяся раздуться с вола», которая «давно уже лопнула» [131] ; революционеры — «ядовитые жабы, противно надувающиеся, чтоб их приняли за сильного, полезного рабочего вола» [132] ; «петербургские» писатели — «литературные человеки, надувающиеся перед публикой <…> как Крыловская лягушка» [133] . Салтыков переадресовывает эту сатирическую характеристику самому Каткову, пародируя в речи лягушки тематику и стиль его передовиц.

130

В. Е. Евгеньев-Максимов. В тисках реакции, с. 106.

131

PB,1877, № 2, с. 910.

132

М. Вед.,1877, 22 марта, № 70.

133

Там же, 1878, 17 октября, № 263.

Возвращалось восвояси целое стадо «сведущих людей». И те, которые успели сказать «веское слово», и те, которые пришли, понюхали и ушли. — О «сведущих людях»см. в «Письмах к тетеньке» (письмо «третье» и «пятое» и прим. к ним в т. 14 наст. изд.). « Пришли, понюхали и пошли прочь» — реплика городничего из гоголевского «Ревизора» (д. I, явл. 1), точно определяет характер созыва «сведущих людей». Министр внутренних дел Игнатьев намеревался «отнюдь не давать сведущим людям какого-либо не свойственного им значения» (П. А. Зайончковский. Кризис самодержавия на рубеже 1870-1880-х годов, стр. 487–489).

…разделились на два враждебных лагеря<…> партия статского советника Долбни торжествует на всех пунктах… — Характеризуя состояние русского общества в тот момент, когда курс политической реакции был прокламирован Манифестом 29 апреля 1881 г. об укреплении самодержавия, хорошо осведомленная современница свидетельствовала: «Сейчас Россия разделилась на два лагеря, где более вражды, нежели у турок с русскими» («Дневник А. В. Богданович. Три последних самодержца». М. — Л., 1924, стр. 60 — запись от 8 мая 1881 г.).