Том 15. Простак и другие
Шрифт:
— Джеймс! Это неслыханно!
— М-да. Не хотелось бы думать о сговоре, но здесь не может быть никаких сомнений. Никаких сомнений. Никаких.
— А может… — задумчиво произнесла миссис Персиваль.
— Никаких сомнений, дорогая, — оборвал ее преподобный Джимми. Лишнее напоминание о том, что его, возможно, водят за досточтимый нос, было ему неприятно.
— Итак, почему я вызвал вас, мальчики? — спросил мистер Персиваль Смита, Монтгомери и Моррисона, собравшихся в его кабинете
— Я вам скажу, — продолжил мистер Персиваль. — Потому что только вы можете пролить свет на произошедшее. Как получилось, что ваши работы, представленные на поэтический конкурс, начинаются с одного и того же четверостишия?
Три поэта переглянулись в немом изумлении.
— Вот, — показал он, — эти работы. Сравните их. А теперь, — после минутной паузы, — как вы можете это объяснить? Смит, это ваши стихи?
— Я… написал их, сэр.
— Не юлите, Смит. Вы автор этих строк?
— Нет, сэр.
— Так! Очень хорошо. Может быть, вы, Монтгомери?
— Нет, сэр.
— Прекрасно. В таком случае, с вас, Моррисон, все подозрения снимаются. С вами обошлись крайне непорядочно. Плоды вашего труда были… э-э сорваны теми, кто не желает трудиться, подобно полевым лилиям. [52]
— Но, сэр…
— Да, Моррисон?
— Стихи не мои, сэр.
— Я… не вполне понимаю вас, Моррисон. Вы хотите сказать, что авторство этих строк принадлежит кому-то другому?
52
…не трудятся, подобно полевым лилиям — см. Евангелие от Матфея 6:28.
— Да, сэр.
— Смиту?
— Нет, сэр.
— Монтгомери?
— Нет, сэр.
— В таком случае, Моррисон, позвольте поинтересоваться, кому?
— Я нашел их, сэр. Они были написаны на клочке бумаги, который я подобрал на газоне.
Моррисон приписал находку себе, так как полагал, что Эванс предпочел бы остаться в стороне.
— И я тоже, сэр, — подхватил Монтгомери.
Весь вид мистера Персиваля выражал недоумение, причем, отнюдь не наигранное.
— А вы, Смит, тоже нашли клочок бумаги на газоне? — В его тоне послышались саркастические нотки.
— Нет, сэр.
— Так. Каким же образом эти стихи оказались в вашем распоряжении?
— Я попросил Рейнольдса
— Я нашел свой листок рядом с лазаретом, а Рейнольдс как раз там лежит.
— И я тоже, сэр, — еле слышно произнес Моррисон.
— Итак, Смит, правильно ли я понимаю что, желая выиграть конкурс, вы прибегли к недостойному средству?
— Нет, сэр, я не хотел получить приз. То есть, мы так решили — если я занимаю первое место, я признаюсь во всем. Рейнольдс подтвердит это, сэр.
— Тогда с какой целью вы пошли на обман?
— Видите ли, сэр, по правилам участвовать должны все, а я совсем не умею писать стихи. А Рейнольдс любит сочинять, вот я и попросил его.
Смит замолчал, ожидая, что грянет буря. Но она не грянула. Где-то в глубине души мистера Персиваля таилось чувство юмора. Именно это чувство и было тронуто сложившимися обстоятельствами. Он вспомнил письмо эксперта, и понял вдруг, как жестоко заставлять прозаичного человека говорить языком поэзии.
— Вы свободны, — сказал он, и троица отправилась восвояси.
На следующем собрании попечительского совета, главным образом благодаря пламенной речи директора, было решено изменить правила поэтического конкурса в шестом классе. Отныне участие в конкурсе принимали лишь те, кто чувствовал в себе бессмертный огонь.
Примечания
Всякий, кто читал «Джима с Пиккадилли», сразу узнает часть героев, прежде всего — мерзкое Золотце. Там он — не в центре сюжета, здесь — в центре. Но главное не это. Романы — разного типа, они не очень похожи. Этот совершенно затерялся среди сентиментального чтива, пока читатели не узнали и не полюбили нового Вудхауза. До этой поры оставалось 2–3 года.
Заметим, как затянуты здесь диалоги, как ходульны любовные сцены. В «Что-нибудь эдакое» (1915) уже не так, хотя еще далеко до мастерства и лаконизма «Летней грозы» или «Раз — и готово!». Словом, в этом романе про Золотце Вудхауза еще легко спутать с другими. Роман про Джима — как бы продолжение — своеобразней, это уже именно Вудхауз, но затянутость и там бросается в глаза.
Когда «Джим» обрел большую популярность, задним числом полюбили и «Золотце». Что ж, своеобразия в нем нет, но уют — есть, равно как и зачатки особого вудхаузовского простодушия.
Поскольку Вудхауз обычно ссылается на те же реалии и цитаты («кошка из присловья», «Железная маска», Эмили Пост и т. д.), мы дадим здесь только то, что неясно из контекста, но важно для понимания.
Рассказы из школьной жизни написаны и опубликованы в 1909–1910 гг. Остальные — намного позже.