Том 2. Брат океана. Живая вода
Шрифт:
Кругом посомневались:
— Уж и горы… Она ведь не в одно место падает.
— Зато не тает, — не уступал Хрунов. — Снег тоже не в одно место ложится и тает, а все равно кое-где накопились целые горы.
— Пыли не в пример меньше, — сказал конюх, по прозвищу Хихибалка, первый в заводе пересмешник. — Пыль наполовину сглатывают трактористы.
— Люди — дело, а дурак — все хи да хо, — обрезал насмешника Хрунов.
Наконец учетчики принесли сведения. Все бригады перевыполнили плановое задание, особенно удивила и самое себя и других «Залога» — старики, старушки и иные помощники «на часок» под шутки и смех сделали норму двадцати землекопов.
4
Ночной
Все трое не спеша ехали вокруг косяка, приглядываясь к кобылицам. Боргояков рассказывал, что ночь прошла спокойно. Абакан ведет себя правильно: кобылиц и не распускает и не держит слишком кучно, нет у него и особо милых, нет и нелюбимых. Интересно и непонятно одно: сначала он ходил больше около холостых, как и полагается, за жеребыми присматривал издалека, а вот недавно почему-то перешел к самой тяжелой из жеребых, к Вьюге. Он не перестал наблюдать и за всеми прочими, но за Вьюгу у него появилась какая-то особая тревога.
— И ты лучше гляди за Вьюгой, — наказывал Смелякову Боргояков. — Она скоро будет жеребиться.
— Я думаю, Комета раньше, — заметил Смеляков.
Решили еще раз поближе посмотреть этих кобылиц и заехали в середину косяка. Первой повстречалась рыжая Комета. Вымя у нее сильно раздулось, соски, еще вечером отвислые, вялые, теперь туго налились и торчали, как рожки молодого баранчика, на концах висели капельки молозива, — у нее была, говоря языком коневодов, третья стадия набухания, за которой вскорости следует выжеребка.
Потом нашли гнедую Вьюгу. Рядом с нею ходил Абакан. Завидев табунщиков, он повернулся к ним прямо грудью, поднял голову и остановился выжидающе; было похоже, что решил показаться, каков он красавец. Спору нет, был хорош: весь корпус и голова желто-песчаной масти с золотистым отливом; хвост, грива и ноги до колен ярко-черные.
— Ты чего здесь? — наставительно крикнул жеребцу Боргояков.
Тот продолжал стоять, закрывая своим огромным корпусом всю Вьюгу. Табунщики беспечно ехали прямо на жеребца. Если упрямец не посторонится, они либо огреют его кнутом, либо отведут за челку.
Это был табунный жеребец, но в последнюю зиму, заранее готовя в косячники, его держали на конюшне, чтобы набрался сил — косячнику нужно очень много сил — и попривык бы к людям. В характеристике, с которой выпустили Абакана в косяк, значилось: «Добронравен, к людям доверчив».
Пока неизвестно, что нужно ему: может быть, вспомнил конюшню, как там чистили его, чесали, иногда баловали сахаром, и теперь ждет того же. Когда табунщикам осталось до него шагов десять, жеребец пошел им навстречу. Вид у него, правда, был не такой, с каким подходят поласкаться — уши подозрительно двигались, — но и не злобный.
— Ну, иди, иди, — Боргояков протянул к нему руку, чтобы ухватить и потрепать за челку, почесать за ушами.
А жеребец, подойдя, ухватил Боргоякова за рукав куртки, мотнул головой и, как воробышка, выбросил из седла. Другим рывком он сбросил с лошади Аннычах и отбежал к Вьюге. Но едва табунщики вскочили в седла, он снова кинулся к ним.
Засвистели кнуты, застучали по зубам Абакана кнутовища. Все было бесполезно, он лез напролом, дорвавшись до табунщика, сбрасывал его и перебегал к другому, одновременно отгоняя и табунщицких коней. С табунщиками он обходился мягко: не бил копытами, не хватал зубами за живое, а только за
— Вот дьявол! — выругался Боргояков, оглядывая свою одежду, излохмаченную жеребцом. — Видали такого?
— Видали… — Смеляков тряхнул своими лохмотьями. — Наши не хуже ваших. — И засмеялся.
Но Боргоякова и Аннычах не развеселила эта шутка. Трое не могли управиться с одним жеребцом. Чего тут веселого? До смеха ли, когда Вьюга и Комета вот-вот начнут жеребиться! Что сделает в таком случае Абакан — неизвестно. А вдруг он убьет жеребят? Среди косячников бывали детоубийцы.
Жеребца решили выгнать из косяка, пока он не успел натворить бед, но, уже зная его особенную неприязнь к конным, пошли на него пешими. Жеребец перебегал с места на место, перегоняя с собой и Вьюгу. Пробившись, бесплодно с час, встревожив весь косяк, табунщики убедились, что раньше, чем удастся отогнать жеребца, они замучают тяжелую кобылицу. Они прекратили погоню и начали советоваться.
— Заарканить, — сказал Смеляков, бойко встряхнув плечами: чего, мол, тут раздумывать.
— Вот спасибо. А мы и не знали. — Аннычах искоса глянула на табунщика, прикинула на глазок, много ли в нем жизни, подумала: «Эх ты, аршин с шапкой», — и досказала сердито: — Аркань, если надоело жить. Это тебе не стригунки.
— Не запугаешь, — разошелся Смеляков. При косяке он работал впервые, до того все время табунил годовичков, двухлеток и не знал, что легче переарканить целый табун таких, чем одного косячника.
— Ладно, потом заарканишь, а теперь поезжай в Главный стан, к Урсанаху, — распорядилась Аннычах.
Абакан продолжал ходить около Вьюги и был очень заботлив: чесал ей зубами холку, загривок, отгонял подходивших кобылиц, упрямо добиваясь, чтобы вокруг нее было пусто. Когда Боргояков попробовал заехать в эту запретную зону, жеребец со всех ног кинулся на него, а повернул табунщик обратно — и жеребец тотчас прекратил погоню.
Вьюга зашла во впадину меж двух курганов, немного покопытила и легла. Абакан начал больше расширять запретный круг, который почему-то показался ему узок. Ощерив зубы, откинув почти горизонтально хвост, как у птицы, он мчался по внутреннему краю косяка, отпугивая кобылиц. Теперь он был страшен и беспощаден; одну мешкотную кобылицу так цапнул за холку, что она сунулась на коленки. Раздвинув круг поперечником шагов в сотню, он вернулся к Вьюге и начал похаживать вокруг нее, чего-то выжидая и грозно поглядывая на других кобылиц.
Что делала Вьюга, табунщикам не было видно, иногда только вздымалась и затем быстро падала ее сильно вытянутая голова. Но пока жеребец находился на виду, они особенно не волновались. Если Вьюга рожает, с этим она справится одна. Только бы не впутывался Абакан.
Но вот жеребец спустился во впадинку. Табунщики поскакали к нему. Вьюга лежала на боку, как устроилась для родов, рядом с нею лежал мокрый жеребенок, и Абакан старательно его облизывал. Увидев непрошеных свидетелей, он весь дрогнул и сильно ляскнул зубами. Табунщики круто повернули назад и едва успели скрыться в гуще косяка, как жеребец огромным прыжком выскочил из впадины прямо через курган и пошел давать в бешеном галопе круг за кругом. Несдобровать бы тому, кто попался ему навстречу.