Том 2. Докука и балагурье
Шрифт:
— Чего трудного-то? — и коршун закричал по коршуньи: в ушах засверлило.
Медведь и разговаривать не захотел, пошел дальше.
Навстречу медведю заяц.
— А! Куда, Миша?
— Ищу человека, медвежатам няньку. Сам знаешь, без призору невозможно, а мне и так дела по горло, приходится из дому отлучаться.
— А что это в мешке-то?
— Сухари.
— Дашь сухари, буду нянькой.
— Да ты сумеешь ли нянчить-то?
— Еще
Медведь слушал — слушал, растрогался.
— Ну, Иваныч, согласен: хорошо ты нянчишь.
— Еще бы! — заяц зашевелил усами, — ну, давай мешок посмотрим.
Развязал медведь мешок, заяц всунул туда мордочку, перенюхал сухарики и остался очень доволен.
— Я согласен.
Взвалил медведь мешок на плечи — зайцеву плату — и повел зайца в свою берлогу к медвежатам.
— Вот вам, медвежата, нянька, слушайтесь!
И возгнездился заяц в медвежьей берлоге на нянячью должность.
Поутру ушел медведь по дрова. Слава Богу, теперь ему очень беспокоиться нечего: заяц присмотрит.
А заяц, как только медведь из берлоги, скок к медвежатой кровати да всем медвежатам головы и оттяпал, положил головы рядком на кровати, прикрыл одеялом, — только носики торчат. А сам сгреб туши да в котел, налил воды и поставил суп медвежий варить.
И пока суп варился, прибрал заяц берлогу, медвежатые мордочки молоком измазал, закусил сухариком и присел к огоньку старье медвежье чинить.
Вернулся медведь в берлогу.
— А вернулся! А я медвежат молодых накормил и спать. Да, тут купцы ехали, оставили говядинки. Я суп варю. Садись-ка: поди, проголодался?
— Спасибо, Иваныч, проголодался! — свалил медведь дрова и к котлу.
И принялся суп хлебать.
Известно, с голодухи-то навалился, ничего не соображает и медвежьего духу не учуял, а как стал насыщаться, в нос и пахнуло. А тут, как на грех, зачерпнул ложку, а на ложке медвежий пальчик.
Вскочил медведь и прямо к кровати, отдернул покрывало — нет медвежат, одни мордочки медвежьи!
И догадался — замотал головой — догадался да на зайца, а заяц скок из берлоги и — поминай, как звали!
Бежит заяц, выскочил в поле. Бежит полем прытче, — а за ним медведь лупит.
Навстречу пастух.
— Ай, пастух, спрячь от медведя: медведь вдогон, хочет съесть.
—
Заяц — в мешок, а медведь тут-как-тут.
— Где заяц?
— Какой заяц?
— А такой, давай зайца!
— Да нету никакого, — уперся пастух, — нет и нету.
— Врешь, мерзавец! А еще пастух! Съем, давай зайца!
Пастух испугался, развязал мешок, заяц выскочил и — прощайте!
Бежит заяц полем, — за зайцем медведь.
Навстречу человек: копает гусиную лапку — коренья.
— Послушай, добрый человек, спрячь от медведя: медведь меня съесть хочет.
— А садись в мешок!
Заяц вскочил в мешок, а медведь тут-как-тут.
— Давай зайца!
— Какого зайца?
— Съем!
Ну, тот испугался, развязал мешок, а заяц прихватил горстку кореньев, да бежать.
Бежит заяц, — за зайцем медведь.
Навстречу тигр.
— Еронимыч, отец, сделай милость, спрячь: медведь гонится, хочет меня съесть!
— Садись ко мне в ухо.
Заяц скокнул и прямо в ухо к тигру, там и притаился. А медведь тут-как-тут.
— Подай сюда зайца!
— Зайца?
Уставился тигр на медведя, медведь на тигра.
— Убью!
— Посмотрим.
Да друг на друга, и сцепились, только клочья летят.
Бились, бились и пал медведь под тигром.
А заяц, как увидел, что медведю крышка, выскочил из тигрова уха.
— Спасибо, Еронимыч, дай Бог тебе здоровья.
— Послушай, заяц, ты, сидючи у меня в ухе, ровно жевал чего-то?
А заяц коренья грыз — гусиную лапку.
— Я, Еронимыч, глазом питался.
— А дай попробовать!
Заяц подал тигру коренья — гусиную лапку. Съел тигр.
— Вкусно! Нет ли еще, Иваныч?
— Что ж, можно. Только теперь твой будет.
— Валяй, я и с одним глазом управлюсь.
Заяц глаз у него и выковырял, спрятал себе, подает опять корешков.
Съел тигр.
— Вкусно! Знаешь, Иваныч, я еще съел бы!
— Да взять-то неоткуда.
— А коли и правый выколупать?
— Что ж, можно и правый.
— А когда я слепцом сделаюсь, будешь ли ты меня водить, Иваныч, слепца-то?
— Еще бы! Я тебя так не оставлю. Поведу тебя по дорогам ровным да мягким, где ни горки, ни уступа, ни колючек. Так и будем ходить.
— Спасибо тебе, Иваныч, ну, колупай!
Заяц выковырял у тигра и правый глаз и уж подает не корешков, а глаза тигровы.
Тигр съел, но без удовольствия.
— Что-то не то, больно водянисто.
— Глаз и есть водянистый, чего ж захотел? Ну, а теперь в дорогу.