Том 2. Докука и балагурье
Шрифт:
Дал молодец старухе на товар денег, простился и стал себе ждать-поджидать добрых вестей.
Как сказала старуха, так все и сделала. С коробом пробралась она до лесного ручья, зашла в часовню, стала молиться. Окликнула ее с крылечка жена Тархана. Вышла старуха из часовни, сбросила с плеч короб, раскрыла его, развернула товары.
— Не купите ли? — а сама так и смотрит.
Стала жена Тархана рассматривать товары.
Стала ей старуха свое выговаривать.
—
Молча слушала старуху жена Тархана, перебирала товары, а уж глаза где-то далеко бродили.
— А как, бабушка, устроить это дело, я хочу к царю Нарбеку!
А старухе этого-то только и надо, и рассказала старуха жене Тархана, что ей перво-наперво делать, чтобы попасть к царю Нарбеку.
— Вернется муж, — учила старуха, — а ты не выходи, ты не встречай и коня его не бери водить, а спросит, все и скажи: что, мол, ты за человек такой? и где мы живем? и разве мне такое надо?
— И я попаду к Нарбеку?
— Попадешь обязательно. Сам придет.
Взвалила старуха к себе на плечи короб и пошла, понесла от крылечка добрые вести.
Осталась одна жена Тархана и с ней дума одна: дума о царе Нарбеке.
Уж едва дождалась она вечера. Места себе не находит. Все ей постыло: и дом, и текучий лесной ручей, и часовня, и лес. Так бы с землей и сравняла. Нет, и по шейку поставь ее в золото, ни за что не останется. Едва дождалась она мужа: и увидела, а не вышла, увидела — не встретила и коня не взяла.
— Что такое? что случилось? — ничего Тархан понять не может.
С сердцем крикнула мужу:
— Обманщик! Обманул ты меня! Думала я, нет никого на белом свете сильнее и нет больше такого, как ты, и что же? Царь Нарбек лучше тебя!
— Ладно, — сказал Тархан, — я вот поеду сейчас и увидим! Будет тебе голова Нарбека.
Да как свистнет, да таким свистом, и на посвист стал его Раши, конь волшебный, — как и дня не бывало.
Вскочил Тархан на коня, крепко плетью ударил.
— Завтра же к утру в царство царя Нарбека!
Конь рванулся, только ветер свистит —
Только ветер свистит —
Только ветер —
Конь, как ветер —
И что в сутки, то в час. Ночь пролетела. Уж заря занимается.
Верный, к утру конь домчал Тархана и у дворцовых ворот Нарбека
Спрыгнул с коня Тархан у дворцовых ворот, поводил коня — пар так и валит! Сам коня водит, сам кричит во весь голос, зовет Нарбека.
— Выходи, выходи, царь Нарбек, хочу с тобой драться!
А стоял у крыльца стражник, слышит, кто-то недобро кличет, заглянул, — человек какой-то чужой, — да скорее к царю.
— Какой-то человек у ворот коня водит, сам царя лает: «Хочу, говорит, драться с царем!»
— А поди и скажи ему, — сказал Нарбек, — пускай идет во дворец, выпьем вина, а потом уж, коли такая охота, будем драться. Мне все равно.
Пошел стражник к воротам, отворил ворота и передал Тархану царское слово.
— Да что ж это, — сказал Тархан, — это я-то пойду вино пить, я хочу драться! Еще пойдешь, свяжете, обманете, я живьем не дамся!
Три раза посылал Нарбек, три раза ходил от царя к Тархану стражник и всякий раз одно и то ж.
И надоело Тархану с этим вином — «иди вино пить, а потом драться!» Привязал он коня у ворот и пошел во дворец, — будь, что будет!
На крыльце встретил Тархана сам царь, поздоровался и, как гостя, ввел в свою царскую горницу.
— Что, по какому делу пожаловал? — и просит к столу.
А на столе кувшин, так и манит —
Присел Тархан к столу — ничего не поделаешь! — и рассказал все по правде, как они жили с женой в лесу на безлюдье и как хорошо они жили, и потом как жена его встретила, и как ему горько от ее неправых упреков.
Засмеялся Нарбек.
— Ну, и молод же ты, Тархан, ничего еще не понимаешь! — налил гостю вина и себе взял чарку.
Сидел Тархан за столом, пил вино, а и вправду, ничего-то не мог понять.
— Знаешь, — сказал Нарбек, — первая жена моя померла, и я женился на другой. Был я очень богат, а когда женился, стал беднеть. Много было у меня лошадей, много табунов. И кормил я лошадей кишмишом, — хорошие были кони! И вот стал я замечать, стали мои кони худеть. Позвал я конюха.
«Что, — говорю, — за причина с конями? Коли кишмиша не хватает, можно еще добавить!»
Конюх мне в ноги.
«Не вели, — говорит, — казнить, вели слово молвить!» — ну, и порассказал.
И что же оказалось! Всякую ночь ровно в полночь приходила моя жена к конюху и приказывала оседлать лошадей для себя и для матери, — моей тещи. И с конюхом всякую ночь выезжали они в лес. А в лесу разбойники жили — двенадцать разбойников, шайка, — и как раз к этим разбойникам они и приезжали. Там им встреча, там уж их ожидают — и шла гульба до третьих петухов, а потом домой. И всякий раз конюху попадало: либо кулаком, либо плетью по морде.