Том 2. Горох в стенку. Остров Эрендорф
Шрифт:
Так и не удалось рязанцам услышать насчет своей родной рязанской страхкассы. В исторический аспект, видать, не влезла матушка-Рязань — кишка тонка!
Учитесь, товарищи докладчики, учитесь! Берите пример, старайтесь!
1926
Дорогу покойникам! *
Товарищ Коровкин, бывший
И все это в невероятно тяжелых условиях 1920–1922 годов.
И общее собрание 3 апреля 1922 года постановило:
«В день открытия клуба вывесить портрет товарища Коровкина на все время существования клуба».
Такое же решение было принято позднее на торжественном заседании при открытии клуба, в присутствии 800 человек рабочих и служащих.
Портрет товарища Коровкина был повешен в клубе на почетном месте.
Правильно? Правильно.
Как будто на этом все и должно было кончиться.
Однако нет. Не так-то просто. Шалишь! И тут-то, собственно, и начинается самая волынка.
Спустя некоторое время после того, как портрет товарища Коровкина был вывешен в клубе, секретарь укома города Данилова сказал заведующему клубом:
— Портрет надо снять! Живых увековечивать ни к чему.
А, как известно, в провинции положено по штату: раз секретарь укома сказал, так тому и быть, перечить нельзя. Исполнять — и никаких. Планида, значит, такая.
И портрет товарища Коровкина был снят.
И вот уже более полутора лет неумолимый секретарь укома, несмотря на неоднократные просьбы, не разрешает повесить портрет обратно.
В полном смысле слова — не человек, а камень.
— Товарищ секретарь, разрешите повесить портрет товарища Коровкина!
— Нельзя.
— Почему же нельзя?
— Нельзя потому, что товарищ Коровкин жив.
— И очень хорошо, что жив. Пусть еще сто лет живет на пользу республике.
— Не возражаю. Пусть живет.
— А портрет?
— А портрет — нельзя.
— Почему же все-таки нельзя?
— Нельзя. Не полагается.
— Чудак вы человек. Посудите сами. Взываю, товарищ, к вашей логике: создал товарищ Коровкин в самых неблагоприятных условиях школу фабзавуча или не создал?
— Создал.
— Так, хорошо. Героический это поступок или не героический, если принять во внимание обстановку, при которой была создана школа?
— Героический.
— Так-с. Значит, товарищ Коровкин герой?
— Герой.
— Ладно. Теперь дальше. Подал товарищ Коровкин пример
— Является.
— Значит, Коровкин опять выходит героем?
— Выходит, что герой.
— Так. А клуб Коровкин построил?
— Построил.
— Хороший клуб построил Коровкин?
— Очень хороший.
— Принес ли этим Коровкян пользу рабочему классу?
— Принес.
— Значит, сделаем вывод: дважды герой товарищ Коровкин принес пользу рабочему классу… Согласны?
— Согласен. Герой Коровкин принес пользу рабочему классу.
— Вот и хорошо. Теперь дальше: заслужил герой труда товарищ Коровкин, чтобы его портрет висел в построенном его силами клубе?
— Заслужил.
— Ну вот, мы наконец договорились! Значит, повесить товарища Коровкина в клубе можно?
— Нельзя.
— Тьфу! Почему нельзя?
— Потому что не полагается. Если бы он, например, был покойник, тогда можно… А так как он жив и здоров, тогда нельзя!
— Вы меня, товарищ, удивляете! Ведь не станет же товарищ Коровкин более полезен республике, если он умрет?
— Не станет.
— Так в чем же дело?
— Не полагается.
— Значит, надо, чтобы Коровкин умер?
— Не надо.
— А повесить портрет можно?
— Нельзя.
Так до сих пор и не висит портрет товарища Коровкина в клубе, несмотря на постановление 800 рабочих станции Данилов.
Надо полагать, что придется ждать до тех пор, пока одно из двух: или товарищ Коровкин умрет, или секретарь укома будет другой.
От первой комбинации мы решительно отказываемся и от всей души желаем Коровкину долголетия и доброго здоровья.
Одна надежда — на вторую.
1926
Дочь Миронова *
Двадцать седьмого июня сего года на станции Сосыка Северо-Кавказской железной дороги в багажное отделение вошла неизвестная молодая женщина…
Начало шикарное. Интригующее.
Грациозно приблизившись к весовщику Рекову, прелестная незнакомка положила на стойку багаж и чарующим голосом сказала:
— Весовщик, примите багаж до Новороссийска.
— Еще рано, — грубо ответил весовщик Реков. — Потрудитесь, гражданка, обождать.