Том 2. Губернские очерки

Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович

Такая позиция — Салтыков в ближайшие годы отказался от нее, но смог изъять из произведения приведенные слова лишь в 1864 г., когда понадобилось 3-е издание «Очерков», — была не только приемлема, но и желательна для правительства, вынужденного в обстановке кризиса режима, после Крымской войны, искать опоры и содействия в либеральных кругах общества. Нет ничего удивительного поэтому, что представители так называемого правительственного либерализма, в том числе сам царь Александр II и его министр внутренних дел С. С. Ланской, а также известный впоследствии деятель крестьянской реформы Н. А. Милютин — «красный бюрократ», как его звали в охранительном лагере, — все они на первых порах сочли полезным произведение, содержавшее ( дело шло о журнальной редакции) не только критику недостатков «государственной машины», но и призывы содействовать правительству в налаживании ее, сотрудничать с властью.

Когда в конце 1856 г. по настоянию министра юстиции, крайнего реакционера графа В. Н. Панина, «Губернские очерки» «повергнуты были на усмотрение государя», тот отозвался,

что он «радуется появлению таких произведений в литературе» [226] . А в 1858 г., утверждая доклад Ланского, представлявшего Салтыкова на должность вице-губернатора в Рязани, Александр II, в ответ на замечание министра, которым тот хотел оградить себя, «что-де вот это тот самый Салтыков, который пишет и проч.», сказал: «И прекрасно; пусть едет служить, да делает сам так, как пишет» [227] .

226

Запись в дневнике А. И. Артемьева (сослуживца Салтыкова) от 15 декабря 1856 г. — «М. Е. Салтыков-Щедрин в воспоминаниях современников», стр. 431.

227

Рассказ Салтыкова, записанный 6 февраля 1882 г. М. И. Семевским. — Там же, стр. 527.

Либералы могли найти и находили в «Очерках» заявления, схожие с их девизами. Но, по существу, Салтыков наполнял эти призывы иным, чем либеральные идеологи и политики, содержанием. Правительство Александра II с его лозунгами «обновительной деятельности» могло найти и нашло в «Очерках» основания назначить их автора на ответственный административный пост. Но в Рязань поехал не обыкновенный царский чиновник, проводник очередного правительственного курса, а своего рода чиновник-утопист, жаждавший практически участвовать в работе на пользу народа, надеявшийся принести ему эту пользу на поприще государственно-административной деятельности.

Чтобы правильно представить себе характер воздействия первого крупного произведения Салтыкова на современников, необходимо указать на одно важное обстоятельство. Реформистские иллюзии в «Очерках» — то, что в них принадлежит не демократизму, а либерализму, — воплощены собственно лишь в образе «автора записок», образе, в значительной степени субъективном.Именно рассуждения и замечания Николая Ивановича Щедрина, относящиеся к поискам социального дела, «практики», грешат формулировками, политический смысл которых не выходит за пределы либерализма.

Но в целом, всем объективнымхудожественным содержанием своих «Очерков» Салтыков не только отвергает либерально-просветительскую идеализацию государственно-административного аппарата самодержавия и клеймит в серии обличительных «биографий» его служителей-чиновников, но и резко противопоставляет дворянско-помещичьему и чиновничье-казенному пафосу «государственной России» демократическое чувство непосредственной любви к родине и к ее простому трудовому люду.

И, разумеется, огромность успеха «Губернских очерков» при их появлении объяснялась не призывами автора содействовать преобразовательным начинаниям власти. Такие призывы раздавались в ту пору со всех сторон. Главная причина успеха была в силе впечатления от салтыковской критикисовременной русской жизни, — критики, богатой и мыслью, и достоверностью реалистических наблюдений действительности, и внутренним огнем убеждения, и художественной яркостью красок, и лиризмом негодования.

В атмосфере начавшегося демократического подъема и возбуждения «Губернские очерки» сразу стали центральным литературно-общественным явлением.

Уже в своем отклике на первые четыре «губернских» очерка, только что появившиеся, Чернышевский с присущим ему чутьем общественно-политической обстановки выразил «уверенность» в том, что «публика наградит своим сочувствием автора». По мере выхода очередных книжек «Русского вестника» Чернышевский отмечает в кратких упоминаниях неуклонное нарастание предсказанного им интереса общества к салтыковским рассказам. А статью, специально посвященную «Очеркам», он начинает с признания всеобщности и громадности успеха обличительного произведения Салтыкова [228] .

228

«Современник», 1856, № 10 и 12 («Заметки о журналах»); 1857, № 3 (отзыв на «Собрание писем царя Алексея Михайловича») и № 6 (статья о «Губернских очерках»). См. Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч., т. III, стр. 704 и 727; т. IV, стр. 254 и 263.

С заявления о том, что «Очерки» «встречены были восторженным одобрением всей русской публики», начинает свою статью о салтыковском произведении и Добролюбов [229] .

Эти свидетельства — авторитетнейшие уже по одним именам их авторов — подтверждаются множеством показаний других современников.

«„Русский вестник” идет в гору <…> особливо в последних книжках, — сообщает сыну М. С. Щепкин, — „Губернские очерки” чрезвычайно живы и верны — о них теперь всеобщая молва» [230] . «Читающий мир занят <…> „Русским вестником”, где печатаются „Губернские очерки”

Щедрина. Его уж ставят выше Гоголя…» — записывает 28 декабря 1856 г. в свой дневник Е. А. Штакеншнейдер [231] . «Я виделся на днях с Салтыковым, автором „Провинциальных <!> очерков”, производящих фурор», — пишет И. С. Тургеневу в Париж 20 января 1857 г. M. H. Лонгинов [232] . «Успех „Русского вестника” невероятный, небывалый, — извещает А. И. Герцена в письме от 28 февраля Н. А. Мельгунов и поясняет: — Но знаешь ли отчего? По милости Щедрина (провинциальные <!> очерки)…» [233]

229

«Современник», 1857, № 12 (статья о «Губернских очерках»). См. Н. А. Добролюбов. Собр. соч. в девяти томах, т. 2, М. — Л. 1962, стр. 119.

230

«М. С. Щепкин. Записки. Письма. Современники о М. С. Щепкине». Составил А. Клингин, М. 1952, стр. 17.

231

Е. А. Штакеншнейдер. Дневник и записки, «Academia», M. — Л. 1934, стр. 145.

232

«Сборник Пушкинского дома на 1923 г.», Л. 1922, стр. 180.

233

«Литературное наследство», т, 62, М. 1955, стр. 346.

Очень скоро все нарастающий успех «Очерков» прокладывает им дорогу и к низовому читателю— сначала столичному. О «совершенном восторге» этого читателя — «петербургских любителей и любительниц приятного, увлекательного, но вместе с тем и чрезвычайно сатирического чтения» — доносит в III Отделение один из секретных агентов в записке от 26 октября 1857 г. При этом он добавляет: «О Салтыкове вообще многие здесь того мнения, что если он даст еще больше воли своему перу и цензура не укоротит его порывы, то незаметным образом может сделаться вторым Искандером» [234] .

234

Центр, гос. архив Октябрьской революции, ф. 109, оп. 95, д. 245 («Толки и слухи»).

Из столиц успех «Очерков» быстро распространился по всей России. Только что вернувшись из-за границы, Лев Толстой — он пробыл там полгода — первым делом берется за чтение вышедших в его отсутствие первых двух томов «Очерков», толки о которых встретили его на родине, а может быть, и среди русских за границей. Он заносит в дневник запись о своих первых впечатлениях: «Дома, читаю. Салтыков талант, серьезный» [235] .

На пути из ссылки на родину, на волжском пароходе спешит познакомиться с «Очерками» Тарас Шевченко. На великого украинского демократа производит сильное впечатление салтыковская защита трудового народа, мужика — «поруганного бессловесного смерда» — от царских чиновников, «этих бездушных, холодных, этих отвратительных гарпий» [236] .

235

Л. Н. Толстой. Полн. собр. соч, т. 47, стр. 150. К каким именно рассказам относится эта запись от 2 августа 1857 г., неизвестно. Скоро Толстой изменил свое отношение к «Очеркам» и ко всему «щедринскому направлению».

236

Тарас Шевченко. Собр. соч. в пяти томах. Под ред. М. Рыльского и Н. Ушакова, т. V, M. 1949, стр. 157.

О широком интересе, который возбудили «Губернские очерки», и об оживленных толках, которые они вызвали в разнообразных кругах русской провинции, начиная от помещиков и кончая мелким чиновничеством, низшим духовенством, даже мещанством, сообщают в своих воспоминаниях Л. Ф. Пантелеев, С. Н. Егоров, Н. А. Белоголовый, В. И. Танеев и другие мемуаристы [237] .

Наиболее острый интерес был, естественно, проявлен к «Очеркам» в том городе и в той губернии, которые дали писателю жизненную основу для большинства образов и картин произведения. М. И. Шемановский, институтский товарищ Н. А. Добролюбова, писал ему из Вятки в марте 1859 г., что «Очерки» «известны по всей Вятской губернии», известны даже «станционным смотрителям и ямщикам почтовым» [238] .

237

Л. Пантелеев. Забытый юбилей. — Газета «Речь», П. 1917, № 8, 8 января; «М. Е. Салтыков-Щедрин в воспоминаниях современников», стр. 443, 618–619.

238

«Материалы для биографии Н. А. Добролюбова, собранные в 1861–1862 гг. <Н. Г. Чернышевским>«, т. I, М. 1890, стр. 498. В этом письме Шемановский называет Вятку «Крутогорском».