Том 2. Губернские очерки
Шрифт:
Пересечкин опять замялся и через несколько секунд снова фыркнул. Видно было, что он сам внутренно был совершенно доволен собой.
— Известно-с, у мужичка был, — сказал он наконец, — количество пчел надлежало дознать со всею достоверностью…
— Ну, продолжай же, продолжай!
Но Пересечкин только фыркнул.
— Э, брат, да ты, верно, только на пакости боек, — отозвался желчный господин, — а дело очень простое. Призвал он мужика. «Сколько, говорит, у тебя пчел?» Тот показывает ему улья. «Нет, говорит, мне начальство пишет дознать, сколько именноу тебя пчел — так ты, говорит, не поленись,
Молчание.
— А ведь рожа-то какая! — продолжал желчный господин, — глуп-то ведь как! а выдумал! Только выдумать-то выдумал, а концы схоронить не сумел.
— Каким же образом это открылось? — спросил я.
— Исправник-с злодей! — наивно отвечал Пересечкин.
— Это точно, что злодей… и такая же ракалья, как и ты; только поумней тебя будет… Увидал, что эта скотина весь предмет таким манером обработать хочет, — ну и донес, чтоб самому в ответе не быть… Эко животное!
— А вы за что? — спросил я усача.
Молодой человек, глядевший до сих пор весело, в свою очередь опустил глаза и начал обдергивать опояску у халата.
— Что же-с, сказывайте и вы-с, — заметил Пересечкин. Усач взглянул на него свирепо.
— Нет-с, уж когда сказывать, так сказывать всем-с, — настаивал Пересечкин.
— По причине женского пола-с, ваше высокоблагородие! — отвечал усач умильно, — как я к эвтому предмету с малолетствия привычен-с.
— Да вы чиновник?
— Точно так-с: канцелярский служитель Боровиков-с.
— Что же вы сделали?
— Сделал ли я, нет ли — на это еще достоверных доказательств не имеется, а это точно-с, что тело ихнее в овраге нашли в бесчувствии-с…
— Чье же тело?
— Ихнее-с, мещанина Затрапезникова-с.
— Ну, так что же?
— Их благородие, господин следователь, настаивают, что будто бы мы это тело… то есть телом их сделали-с, а будто бы до тех пор они были живой человек-с… а только это, ваше благородие, именно до сих пор не открыто-с…
— Как же случилось это происшествие?
— Были мы, ваше высокоблагородие, в одном месте-с…
Боровиков потупился и потом продолжал:
— Был с нами еще секретарь из земского суда-с, да столоначальник из губернского правления… ну-с, и они тут же… то есть мещанин-с… Только были мы все в подпитии-с, и отдали им это предпочтение-с… то есть не мы, ваше высокоблагородие, а Аннушка-с… Ну-с, по этой причине мы точно их будто помяли… то есть бока ихние-с, — это и следствием доказано-с… А чтоб мы до чего другого касались… этого я, как перед богом, не знаю…
— А как же осмотр тела-то? — спросил Яков Петрович.
— Об эвтим я вашему высокоблагородию доложить не в состоянии-с, а что он точно от нас пошел домой в целости-с — на это есть свидетели-с… Может быть, они в дороге что ни на есть над собой сделали…
— Да кто же эти свидетели?
— Конечно, ваше высокоблагородие, свидетели наши творец небесный-с… они видели…
— И тебе не стыдно? — сказал Яков Петрович. Боровиков смутился.
— Вот он самый, — продолжал Яков Петрович, — до этой истории был в обществе принят! в собранье на балах танцевал!.. взойди ты ему в душу-то!
—
— Ну, а по совести, — сказал я, — признайтесь! точно вы Затрапезникова убили?
Боровиков молчал.
— Здесь нет следователя…
— Это единому богу известно-с, — отвечал он, бросивши на меня угрюмый взгляд.
— Где же прочие-то? — спросил я.
— А где! чай, в карточки поигрывают, водочку попивают, — отозвался желчный господин, — их сделали только свидетелями: как же можно такую знатную особу, господина секретаря, в острог посадить… Антихристы вы! — присовокупил он, глухо кашляя.
— А это что за господин? — спросил я у Якова Петровича вполголоса, указывая на говорящего.
Яков Петрович дернул меня за фалду фрака и не отвечал, а как-то странно потупился. Я даже заметил и прежде, что во все время нашего разговора он отворачивал лицо свое в сторону от лежащего господина, и когда тот начинал говорить, то смотрел больше в потолок. Очевидно, Яков Петрович боялся его. Однако дерганье за фалды не ускользнуло от внимательного взора арестанта.
— Что за фалду-то дергаешь? — спросил он злобно.
— Оставьте… оставьте… буйный человек-с! — прошептал Яков Петрович.
— То-то буйный! — сказал арестант, медленно привставая на постели, — вашему брату, видно, не по шкуре пришелся!
Яков Петрович хотел было удалиться.
— Нет, ты меня выслушай, не верти хвостом! Пришел, так слушай! Вы спрашиваете, государь мой, кто я таков? — продолжал он, обращаясь ко мне. — Я, государь мой, поклонник правды и ненавистник лжи! вот кто я — безделица! Имя мое не легион, как вот этаким (указательный перст устремлен на Якова Петровича, который пожимается), а Павел Трофимов сын Перегоренской — не ский,а ской— звание же мое отставной титулярный советник. С юных лет, государь мой, я получил страсть к истине, всосав ее, могу сказать, с млеком матери. Будучи еще секретарем в магистрате, изобрел следующие науки: правдистку, патриотистикуи монархоманию.Тщетно я обращался ко всем властям земным о допущении меня к преподаванию наук сих; тщетно угрожал им карою земною и небесною; тщетно указывал на растление, царствующее в сердцах чиновнических — тщетно! Овые отвечали молчанием, овые — презрением и ругательством… Плоды моих усилий выразились лишь в гербовых пошлинах, коих в течение двадцати лет выплатил до тысячи серебром…
Он закашлялся.
— Что оставалось мне? Чем мог насытить я глад истины, терзавший мою душу? Оставались исправники, оставались становые… ну, и ябедник.
Он вознамерился встать, и перед нами взвилось нечто безобразно-длинное, вроде удава.
— Ябедник, государь мой! вы понимаете: ябедник!
— Да вы расскажите, за что вы здесь-то сидите? — неожиданно прервал Пересечкин.
— Приступаю к тягостнейшему моменту моей жизни, — продолжал Перегоренский угрюмо, — к истории переселения моего из мира свободного мышления в мир авкторитета… Ибо с чем могу я сравнить узы, в которых изнываю? зверообразные инквизиторы гишпанские и те не возмыслили бы о тех муках, которые я претерпеваю! Глад и жажда томят меня; гнусное сообщество Пересечкина сокращает дни мои… Был я в селе Лекминском, был для наблюдения-с, и за этою, собственно, надобностью посетил питейный дом…