Том 2. Карусель. Дым без огня. Неживой зверь
Шрифт:
Если вы хотели остаться только в литературе, вы должны были бы написать, что печальный дантист продал свою машинку или нечаянно сломал ее. Вот и все.
Недавно я была поражена, до чего грубо и безвкусно острит жизнь.
Слушался в суде процесс, и среди свидетелей фигурировали двое юнкеров-кавалеристов. Фамилия одного была Кобылин, а другого — Жеребцов.
Ведь самый завалящий фельетонист самой завалящей провинциальной газетки не позволит себе такого пошлого зубоскальства!
Придумай такую штучку какой-нибудь беллетрист, ему бы солоно пришлось. Написали бы о нем, что приемы его остроумия весьма грубы и примитивны, рассчитаны на самый низкий вкус и обличают в авторе старшего дворника.
А раз эта блестящая выдумка принадлежит самой жизни, все относятся к ней с какой-то трусливой почтительностью.
Жизнь, как беллетристика, страшно безвкусна. Красивый, яркий роман она может вдруг скомкать, смять, оборвать на самом смешном и нелепом положении, а маленькому дурацкому водевилю припишет конец из Гамлета.
И обидно, и досадно, и советую всем не портить себе вкуса, изучая эти скверные образцы.
Ну что поделаешь, если выдуманная правда гораздо жизненнее настоящей!
Страшный гость
В рождественский сочельник, когда все театры закрыты и люди предаются мирным семейным забавам, холостякам деваться некуда.
Поэтому в клубе стали собираться рано, и к 12-ти часам игра была в полном разгаре.
Молодой инженер Джон Уильстер, проиграв изрядную сумму, отошел от стола, чтобы отдохнуть и перебить несчастную полосу.
Наблюдая за играющими, он заметил элегантного молодого человека, высокого, с острым крючковатым носом и быстрыми движениями, которого он раньше не встречал здесь.
Молодой человек не играл, а только вертелся у стола, толкая всех локтями и вызывающе смеясь над каждым, кому не везло.
— Что это за неприятный субъект? — спросил Уильстер у своего соседа.
— Не знаю. Очевидно, гость, так как он не играет.
А незнакомец в это время хлопал по плечу мистера Вильямса, старейшего и почтеннейшего члена клуба, и кричал:
— Не везет старикашке! Поделом. Нельзя играть, как сапожник.
Мистер Вильямс покраснел и сказал сухо:
— Я попросил бы вас не быть таким фамильярным со мной, милостивый государь!
— Каково! — захохотал незнакомец. — Он же еще и недоволен мною!
Вильямс пожал плечами и отошел от нахала.
— Кто
— Право, не знаю, какой-то мистер Блэк.
— А кто же его рекомендовал?
— Кто-то из членов. Сейчас отыщу его карточку. — Старшина выдвинул ящик стола и достал визитную карточку.
— Мистер Джонс. Он впущен по рекомендации Джонса.
— Джонса? Бедный Джонс — ведь он вчера скончался.
— Да, я знаю, — ответил старшина и, подумав, прибавил: — Но ведь рекомендацию он мог выдать дня за два до смерти. Тут число не проставлено.
— Надеюсь, что не после смерти, — проворчал Вильямс и снова подошел к столу.
Незнакомец продолжал приставать и раздражать всех.
— Вы мне наступили на ногу! — вскрикнул один из игроков.
— Не беда! — дерзко ответил незнакомец и остановился в вызывающей позе, точно ожидал и желал ссоры.
Но поглощенный картами игрок не обратил внимания на его реплику, и незнакомец отвернулся с явной досадой.
— Кто это такой? — спросил у Вильямса инженер Уильстер.
— А кто его знает! Пришел сюда по загробной рекомендации от одного покойника и чудит.
— От покойника? — удивился инженер. — А как же его фамилия?
— Блэк.
— Блэк? Блэк — значит черный… Кто он такой?
— Должно быть, дьявол, — невозмутимо ответил Вильямс.
Уильстер усмехнулся, но ему почему-то стала неприятна шутка Вильямса.
— Что за вздор! Почему он рекомендован покойником?.. — Он подошел к незнакомцу и с любопытством стал приглядываться к нему.
Тот, действительно, был похож на черта, каким принято его изображать. Остроглазый, носатый и даже слегка прихрамывал, точно обул башмак не на ноги, а на копытца и не мог свободно ходить.
Лоб у него был узкий, высокий, с зализами, и прямой пробор раздвигал жесткие волосы, которые торчали под висками двумя черными рожками.
Странное жуткое чувство охватило молодого инженера.
«Может быть, я сплю, — подумал он. — А если сплю, тем веселее, потому что тогда этот господин самый настоящий черт».
В это время кто-то из игроков крикнул незнакомцу:
— Пожалуйста, не трогайте мои карты!
На что незнакомец ответил с мальчишеской заносчивостью:
— Хочу — и трогаю!
Потом посмотрел внимательно на того, с кем говорил, и вдруг переменил тон:
— Впрочем, извиняюсь. С вами мне делать нечего, вы слишком и худощавый, и слабосильный. Я извиняюсь.
Он отошел от стола, и все удивленно расступились перед ним.
К Уильстеру подошел один из членов клуба, молодой поэт. Лицо его было бледно, и он растерянно улыбался.