Том 2. Марш тридцатого года
Шрифт:
И все-таки… И все-таки миллионы русских людей и тысячи лет истории, и Пушкин, и Толстой, и великие пространства нищеты, и институт, и девушки, — все равно моя Россия! И пусть Алеше сейчас предложат сделаться гражданином богатой Франции или прекрасной Италии, пусть предложат ему дворцы и богатства — Алеша не променяет России на это. Он почувствовал снова радостное и горячее волнение и снова позавидовал ушедшим в темноту военным людям, их мужественной тревоге. Это настоящие люди, и как прекрасно быть сейчас с ними.
9
На
На улице встретил Алеша Виктора Осиповича Троицкого под руку с невестой. Он был очень хорош в военном костюме, туго перетянут ремнями, а шашка висела на его боку с особенно строгой готовностью. Троицкий холодно козырнул, но Нина протянула руку Алеше:
— Алексей Семенович, приходите вечером к нам. Сегодня мы чествуем отъезжающих прянцев. Приходите.
Алеша поклонился и с большей симпатией посмотрел на Троицкого. Троицкий улыбнулся:
— Надо проводить. Даже если вы настаиваете на том, что мы умеем только умирать.
— Я… от всей души желаю вам победы, — сказал Алеша.
— Это благородно с вашей стороны, — с нарочитой холодностью сказал Троицкий.
— Почему благородно? Ведь я тоже русский?
— Конечно, конечно! Честь имею!
Троицкий приложил к новой фуражке руку и немедленно подставил Нине Петровне. Нина склонила голову и через погон жениха еще раз глянула на Алешу серьезным глубоким взглядом.
Кто-то произнес рядом:
— Японцев лихо победили! Видно, народу много лишнего стало!
Алеша оглянулся: парень в темной рубахе насмешливо глянул на Алешу, провел плечом и сказал соседу:
— Благородные господа!
Сергей Богатырчук пошел на войну добровольцем. Он пришел на Кострому в военном костюме, его погоны были обшиты пестреньким жгутом — Таня сказала ему весело:
— Ты не можешь без шнурков?
На зеленом кладбище друзья расположились вокруг полдюжины пива, и теперь даже Алеша не протестовал против того, что Павел и Николай так много истратили денег. Павел Варавва лежал на траве и говорил:
— А хитрый этот Сергей, он-таки устроился без хозяина. Только тебя обязательно офицером сделают, ты обязательно золотые погоны заработаешь, ты храбрый!
— А что же? Ты думаешь, я хуже этих… барчуков.
— Чего хуже? — сказал Павел. — Так и нужно. Ты должен быть офицером.
— Когда пригодятся? — спросил Алеша.
— Да… вообще… могут пригодиться!
Богатырчук сгреб Павла в объятия:
— Люблю этого Павла! Он свою линию всегда гнет! Ты на меня рассчитывай, Павло, — я не подведу.
Я и рассчитываю.
— А немцев все-таки бить будем?
— Я согласен бить всякую дрянь, от Вильгельма до… — ответил Алеша за Павла.
— Пономарева, — закончил Сергей.
Павел захохотал, лежа на траве и задрав ноги:
— Пономареву теперь повезло. С войной ему отсрочка…
— Ну, это как сказать…
— Довольно вам, — сказала Таня, — пустые разговоры!
— Почему пустые? — спросил Николай.
— Так, пустые, за пивом. Не люблю! Сережа, ты постарайся, чтобы тебя не сильно попортили на войне.
— Э, нет, я стараться в таком смысле не буду, что ты!
— Ну для меня.
— А что мне за это будет?
— Если вернешься целым, я тебя поцелую.
— Идет! Все слышали? Значит, вернусь в целости, такими поцелуями нельзя пренебрегать…
Потом полки ушли к вокзалу. С площади они тронулись под гром музыки, офицеры шли впереди своих частей, держали ногу и косились на солдатские ряды. А потом солдаты запели песню, горластую и вовсе не воинственную:
Пойдем, Дуня, во лесок…Теперь офицеры шли по тротуарам, окруженные грустными женщинами, улыбались и шутили. Когда солдаты допели до рискованного места, капитан крикнул высоким радостным тенором:
— Отставить!
Солдаты поправили винтовки на плечах и ухмыльнулись на веселого капитана.
А потом полки запаковали в вагоны, сделали это аккуратно, по-хозяйски, так же аккуратно проиграли марш, свистнули, и вот уже на станции нет ничего особенного, стоят пустые составы, ползают старые маневровые паровозы, из окна аппаратной выглядывает усатый дежурный и присматривается к проходящим девицам. Провожающие побрели домой. Через немощенную площадь к селам и хуторам быстро побежали женщины и девушки в новых платках, ботинки повисли через плечи — ботинки еще пригодятся в жизни. По кирпичным тротуарам потекли домой говорливые потоки людей, среди них потерялись покрасневшие глаза жен и сестер и склоненные головы матерей. Матери спешили домой, спешили мелкими шажками слабых ног и смотрели на ямки и щербины тротуаров, чтобы не упасть.
10
— Проводили? — спросил Семен Максимович Теплов, когда сын возвратился с вокзала.
— Проводили, — ответил Алеша.
— Здорово бабы кричали?
— Нет, тихонько.
— Поехали воевать, значит… Напрасно на немцев поехали. Надо было на турок.
— А что нам турки сделали?
Семен Максимович редко улыбался, но сейчас провел рукой по усам, чтобы скрыть улыбку.
— На турок надо было: война с турками легче — смотришь, и победили бы.