Том 2. Пьесы 1856-1861
Шрифт:
Неуеденов. Ожила! Эх, сестра! Как тебя не ругать-то! Какую было штуку выкинула! Такой товар (показывая на Капочку),да еще с деньгами, за стрекулиста было отдала. А я тебе уж и жениха приготовил. Молодого русачка, здорового, свежего, умницу. А уж какой делец-то! Да и с капиталом.
Ничкина. Посватайте, братец.
Неуеденов. Посватать, Капочка?
Капочка. Он с бородой?
Неуеденов. С маленькой.
Капочка. Да ведь она вырастет.
Неуеденов. Эка глупая! Пока она вырастет, так уж ты привыкнешь… А какой красавец-то! Посватать, что ли?
Капочка (потупившись).Посватайте.
Неуеденов.
Не сошлись характерами! *
Картина первая
ЛИЦА:
Прежнев, совершенно дряхлый старик, почти без всякого движения, в больших чинах. Его возят на кресле.
Прежнева, Софья Ивановна, жена его, 45 лет.
Поль, молодой человек, ее сын.
Устинья Филимоновна Перешивкина, пожилая женщина, прежде бывшая нянька Поля, теперь вроде приживалки или экономки по разным знакомым домам.
Большая зала, оклеенная богатыми, но потемневшими и по местам отставшими от стен обоями; паркетный пол по углам значительно опустился. Налево окна в сад и дверь на деревянный с колоннами балкон; прямо дверь выходная, направо во внутренние комнаты. По узким простенкам мраморные столики на бронзовых ножках, над ними узкие, длинные с надставками зеркала в золоченых рамах. Мебель старая, тяжелая, с потертой позолотой. На столах бронза старого фасона. С потолка висит люстра из мелких стекол в виде миндалин. Две или три ширмочки из плюща. На всем видны и совершенный упадок, и остатки прежней роскоши.
Прежнев подле окна спит в вольтеровском, на колесах, кресле. Одет в меховой халат, ноги покрыты белым шерстяным пологом. На противоположной стороне Прежнева, в изящном утреннем неглиже, полулежит на диване с книгою в руках.
Прежнева (опустив книгу). Это жестоко! это ужасно! я бы никогда так не поступила! Nous autres femmes… [3] мы… о! мы верим, мы слепо верим, мы никогда не анализируем. Нет, я не стану дальше читать этот роман. Молодой человек хорошего происхождения, красив, умен, служит в военной службе, выражает ей свою любовь таким прекрасным языком… и она… она имела силы отказать ему! Нет, она не женщина! Женщина творение слабое, увлекающееся! Мы живем только сердцем! И как легко нас обмануть! Мы для любимого человека готовы всем пожертвовать. Если мужчины нас и обманывают, что, к несчастью, случается очень часто, то уж в этом виноваты не мы, а они. Они, по большей части, хитры и коварны… мы, женщины, так добры и доверчивы, так готовы всему верить, что только после горьких (задумывается), да горьких опытов убеждаемся в безнравственности обожаемых лиц. (Молчание.)Но нет! мы и после обмана, и даже нескольких обманов, готовы опять увлечься, готовы поверить в возможность чистой и бескорыстной любви. Да! такова наша судьба! Тем более, если все это случится в такой Прекрасной обстановке, как в этом романе. Весна, цветы, прекрасный парк, журчанье вод. Он пришел в охотничьем костюме, с ружьем, собака легла у его ног. Ах! но мужчины… они часто во зло употребляют прекрасные качества нашего нежного сердца, они не хотят знать, сколько страдаем от них мы, бедные женщины! (Молчание.)Конечно, есть и между нас такие, которых весь интерес в жизни составляют низкие материальные расчеты, хозяйственные хлопоты. Но это проза, проза! что бы мне ни говорили, а это проза. Есть даже такие, которые рассуждают о разных ученых предметах не хуже мужчин, но я не признаю их женщинами. Они могут быть умны, учены, но вместо сердца у них лед. (Молчание.)Когда мне приходят такие мысли в голову, я всегда вспоминаю об моем Поле. Ах! сколько
3
Мы женщины…
Входит лакей.
Лакей. Чего изволите-с?
Прежнева. Что, барин не приходил еще?
Лакей. Никак нет-с.
Прежнева. Когда он придет, пошли его ко мне.
Лакей. Слушаю-с. (Уходит.)
Прежнева. Он такой чувствительный, нервный мальчик! Весь в меня. Его бы надобно беречь, лелеять, а я не могу; я не имею средств. После такого прекрасного воспитания он, по несчастию, должен служить. Там эти столоначальники… все они в таких странных фраках… а он такой нервный, такой нервный!., я верю, что его все притесняют, потому что ему все завидуют.
Входит Поль.
Прежнева и Поль, безукоризненно одетый, в летнем костюме, с утомленным видом, несколько ломаясь.
Поль. Bonjour, maman! [4]
Прежнева (целует его в лоб). Bonjour, Paul! Откуда ты?
Поль (садится с другой стороны на диван). Откуда!.. Из того прекрасного места, куда вам угодно было определить меня.
4
Добрый день, мамаша!
Прежнева. Что ж делать, Поль!
Поль. И шел пешком в такой ужасный жар.
Прежнева. У нас, в этой зале, так хорошо, так прохладно!
Поль. Да; но зато каково здесь зимой! Все углы сгнили, пол провалился.
Прежнева. Да, мой друг, теперь наши дела в очень дурном положении.
Поль. Ваши дела! Какие у вас дела? Отец вон едва дышит, вы тоже уж отжили свой век. Каково мое положение!
Прежнева. Я тебе верю, мой друг. Я воображаю, как тебе тяжело!
Поль. Еще бы легко! Вы послушайте меня! По рождению, по воспитанию, по знакомству, ну, наконец, по всему, — поглядите вы на меня с ног до головы, — я принадлежу к лучшему обществу…
Прежнева. О да.
Поль. И чего же мне недостает? Ведь это срам, позор! Мне недостает состояния. Да и кому нужно знать, что у меня нет состояния? Я все-таки должен жить так, как они, и вести себя так, как они. Что ж, в мещане, что ли, мне приписаться? Сапоги шить? Нет состояния!., это смешно даже.
Прежнева. Было, Поль, было.
Поль. Я знаю, что было, да теперь где? Я знаю больше… я знаю, что вы его промотали.
Прежнева. Ах, Поль, не вини меня; ты знаешь, что все мы, женщины, так доверчивы, так слабы! Когда был еще здоров твой отец, нас все считали очень богатыми людьми, у нас было отличное имение в Симбирской губернии. Он как-то умел управлять всем этим. Потом, когда его разбил паралич, я жила совсем не роскошно, а только прилично.
Поль. A monsieur Пеше что вам стоил? Сознайтесь, maman!
Прежнева. Ах, мой друг, он так нужен был для твоего воспитания. Потом я два раза была за границей; а впрочем, больших расходов никаких не делала. И вдруг мне говорят, что я все прожила, что у нас ничего нет. Это ужасно! Вероятно, всему виною там эти управляющие да бурмистры.
Поль. Канальи!
Прежнева. Что делать, мой друг! Люди так злы, коварны, а мы с тобою так доверчивы.