Том 2. Повести, рассказы, фронтовые очерки
Шрифт:
— Не говори об этом Саше. Мне от этого легче все равно не будет.
— Я с ним незнакома. А с его сестрой мы в ссоре… Глупо! Ссора нелепая. Она дочь артиллериста, я дочь броневого командира, отцы оба на фронте. Ты меня с ней помири. Я знаю, что ты с ней дружишь… Тимур, заходи сегодня ко мне вечером.
Она ушла. Тимур стоит. Ему тяжело, и он насвистывает:
Лишь ты одна, моя заветная…Пара чьих-то глаз наблюдала
— Ты сдал крепость нарочно. Зачем ты это сделал? — говорит она.
— Твой брат был болен. Кроме того… Есть еще одна причина, но я тебе ее не скажу, Женя. Ты куда идешь?
— Я иду в тот двор. Ты не знаешь, кто живет в квартире номер двадцать четыре?
— Зачем тебе квартира двадцать четыре? — настораживается Тимур.
— Саша говорит, что там живет девочка, которая через окно видела, кто поднял письмо с фронта от папы.
— Он давно вам писал?
— А что?
— Так. У меня дядя тоже на фронте. Он редко пишет. Война — некогда.
— И нам редко… — Женя достает телеграмму. — Вот была последняя…
— Две недели. Это еще немного… Мой дядя и всего-то раз в месяц пишет, — врет Тимур.
Женя сует телеграмму за обшлаг рукава шубки. Она обрадована.
— Да? Значит, и тебе редко… Тимур, а все-таки зачем ты сдал Саше крепость?
Тимур подходит к ней вплотную, рука его трогает ее рукав:
— Так было надо. А может быть, и не надо. Нет… Надо!
При слове «надо» Тимур тихонько выдергивает телеграмму из-за обшлага шубки Жени Максимовой.
На столе перед Тимуром лежат две телеграммы. На одной написано: «Ленинград, Красноармейская, 119, Максимовым. Пишите чаще, как здоров Саша. Целую. Папа». На другой: «Ленинград, Пушкинская, 6, Тимуру Гараеву. Жив. Здоров. Поздравляю с Новым годом. Целую. Дядя».
Тимур обмакивает кисточку в пузырек с клеем, наклеивает на первую телеграмму полоску от второй. Получается: «Ленинград, Красноармейская, 119, Максимовым. Жив. Здоров. Поздравляю с Новым годом. Папа».
Затем он снимает со стены грубый брезентовый дождевик и охотничью сумку.
Через десять минут у дверей в квартиру Максимовых звонит очень странный почтальон. Он в брезентовом дождевике с накинутым на голову капюшоном, с охотничьей сумкой в руках. Щека завязана, как будто бы у него болят зубы. В руках разносная книжка.
Дверь приоткрывается на цепочке. Выглядывает нянька. Почтальон торопливо, чуть подавшись вбок, сует в отверстие телеграмму, карандаш с книжкой и хрипло говорит:
— Вот телеграмма. Распишитесь.
Нянька, расписавшись, сует ему обратно разносную книжку. Дверь захлопывается. Почтальон хочет уйти, но видит, что внизу по лестнице поднимается Женя, Испуганный почтальон взлетел этажом выше, прислонился к чужой двери
Женя останавливается у своей двери, достает ключ. Вдруг за дверьми она слышит шум, топот и отчаянно-торжествующие крики. Женя остолбенела. Торопливо сует она ключ в скважину. Рука ее дрожит. Женя исчезает за дверью. Крик и шум усиливаются.
На площадке у дверей, прислушиваясь к этому радостному шуму, стоит очень смешной почтальон — Тимур. На его глазах слезы.
На дверях, напротив квартиры Максимовых, висит табличка: «Красный уголок». Рядом — плакат, изображающий елку и раненого красноармейца. Сверху на плакате надпись: «Слава героям!», снизу — «Добро пожаловать!»
Гремит веселая музыка. Дверь поминутно хлопает. Пробегают ребята в маскарадных костюмах. Внутри дети поспешно развешивают по стене картины и гирлянды зелени. Две девочки подметают пол. Нина, со сбившейся прической, в рабочем халате, командует ребятами, украшающими елку. В углу репетирует джаз. Он состоит из пятнадцати малышей, которыми дирижирует Вовка. Внезапно музыка замолкает, слышен чей-то вопль.
— Дирижер Брыкин, что у вас в оркестре за драка? — спрашивает, подбегая, Нина.
— Большой барабан поспорил с бубном. Он говорит, что крепость вчера мы не взяли. Он врет!
На лестнице слышны крики:
— Идут, едут! Приехали!..
— Приготовились, Вовка, греми! Звени! — командует Нина. — Чтобы все кружились, смеялись! Я сама с вами танцевать буду.
Оркестр грянул веселый марш.
— Но я еще не одета… Я лохматая, — спохватывается Нина и убегает.
Внизу, у подъезда, ребята подхватывают под руки приехавших на машинах раненых, помогают им подняться по лестнице. Некоторые раненые опираются на костыли.
Доктор Колокольчиков, стараясь освободиться от ребят, которые тащат его под руки, кричит:
— Молодые люди! Постойте! Пощадите!.. Я не раненый! Я сам доктор…
Вся лестница гудит от восторженных криков.
Саша Максимов у себя в квартире слышит эти крики и торопливо надевает валенки. Нянька накидывает ему на шею шарф. Саша его отстраняет.
— Доктор сказал, чтобы ты оделся теплее, возле елки не прыгал и через лестничную площадку не бегал, — внушает ему нянька. — Ты меня должен слушаться, как маму.
Женя подбегает к зеркалу. На ней нарядное фантастическое платье.
— Но, няня, раньше ты говорила, что он маму совсем не слушал!
— Он был маленький и ничего не понимал. А теперь он вырос и все понимает.
— Ничего он и сейчас не понимает.
— Ты, сорока, все понимаешь!
— Да, понимаю… — сквозь зубы говорит Женя и потирает шею. — Вот синяк. Мне из крепости снарядом попало. Ну хорошо, я за это Тимура сейчас отчитаю…
— Как сейчас? — опешил Саша. — И это после вчерашнего… он придет?