Том 2. Произведения 1902–1906
Шрифт:
Глубокое заблуждение. Меня в данном случае интересует не техническая осуществимость этого плана. Вернее всего, что никаких взрывов на расстоянии доктор философии Филиппов не изобрел бы. Но не в этом дело. Пусть он не изобрел бы, но он бросил известную идею, которая, быть может, в конце концов и будет кем-нибудь осуществлена, – невозможного тут ничего нет. Пусть будет найдено страшное средство подымать на воздух города на расстоянии. Что же, конец войне? Нет.
Великое заблуждение думать, что такие явления, как война, могут быть уничтожены механическим, так сказать, путем. Как бы гениально ни было изобретение средства разрушения, в противовес ему всегда будут придуманы
Появился порох, и вот деревянные флоты доброго старого времени стали пробиваться ядрами, как бумага, и корабли стали гореть от бросаемых гранат, как свечки. Появились железные суда. Тогда артиллерия стала чудовищно расти, но и бока военных кораблей стали чудовищно пухнуть, одеваясь глыбами крепчайшей стали. Но артиллерия, не уставая ни на секунду, не приостанавливаясь, продолжала разрастаться, переросла средства защиты и, легко и смеясь, пробуравливая стальные глыбы, стала пускать ко дну морские чудовища. Тогда по морю вдруг рассыпались птицы-пароходики, и гигантские орудия оказались бессильными: они не успевали их расстреливать. Однако артиллерия сделала еще усилие, – появились скорострельные орудия, которые создали между собой и неприятелем движущуюся непрерывную среду снарядов, – птицы-миноносцы уничтожались без остатка, сколько бы их ни было. Тогда они скрылись под водой, и ныне создается мировой подводный флот. Артиллерия стала бессильна.
Не совсем. С известной высоты, с воздушного шара видны в глубине ходящие подводные лодки, – есть возможность их открывать и бить. И так бесконечно. Цепляясь одно за другое, тянутся без перерыва средства нападения и защиты, и не видно и нет этому конца.
Почему же нужно думать, что изобретение Филиппова, раз оно осуществилось, будет последним словом человеческого ума. Нет, не механическим путем будут уничтожены войны. Только рост сознания в народных массах положит им предел. Открытие одной школы, выпуск хорошей книжки, организация библиотеки, всякого просветительного учреждения – в тысячу крат ценнее в смысле приближения к уничтожению войн, чем самое гениальное изобретение наиболее разрушительного средства борьбы, которое, в силу самой огромности производимых им разрушений, якобы ведет к уничтожению этой борьбы.
И вместо того чтобы работать над изобретением средств гибели и разрушения, гораздо больше чести трудиться над распространением понимания и сознания в темных массах. Над изобретением средств разрушения и без того трудятся и будут трудиться.
Увеселительный сад*
В одном из южных городов существует увеселительный сад. Как и везде, там служат белые рабыни. На днях на суде были опубликованы контракты, которыми опутывают рабынь и которыми поддерживается институт рабства.
Все артисты платят штраф в размере двадцати пяти рублей за неучастие в спектакле, за опоздание, за отлучку до «конца торговли» в саду. За опоздание на несколько минут двадцать пять рублей штрафу! Болезнь освобождает от штрафа, если… если только она засвидетельствована врачом хозяина, всецело от него зависимого.
Артисты обязываются подчиняться не только правилам, которые существуют при их вступлении на службу, но и правилам, которые имеют быть изданными директором или его уполномоченными, как бы эти правила ни были бессмысленны или неудобоисполнимы. И это опять-таки под страхом того
Контрактом предусмотрены почти невероятные явления. «В случае каких-либо общественных бед, – говорится в нем, – чумы, эпидемии, войны, пожара и официального траура, содержатель прекращает плату артистам, и настоящий контракт может быть уничтожен по воле директора без всякого вознаграждения противоположной стороне. Содержание не выдается и в те дни, в которые игра не дозволена по распоряжению правительства и церковному уставу. В случае, если артист или артистка не будет пользоваться успехом, контракт может быть уничтожен в течение пяти – пятнадцати дней». Кто же является судьей, имеют или нет успех артисты? Да он же, директор. Этот удивительный «контракт» ярко освещает белое рабство. И это везде и всегда, только мы об этом забываем, и все это очень старо.
Город самоубийц*
Город самоубийц. Есть такой город. Не в Америке, нет, у нас.
Вы думаете, это – какой-нибудь особенный город? Типичнейший провинциальный. Что же, какие-нибудь особенные условия жизни, чрезмерная роскошь, доводящая до отчаяния нищета, умственная жизнь, переступающая нормальный предел напряжения, торговая, промышленная деятельность, повышающая процент нервных заболеваний, климатические какие-нибудь особенности, племенные, топографические? То-то и есть, что ничего подобного: самый обыкновенный, самый средний, самый серый российский город.
Люди как люди, того же великорусского племени, нет исключительных богатств и исключительной роскоши, нет и широких слоев пролетариата, опять-таки тот средний уровень богатства, достатка и бедности, который так характерен для среднего провинциального города. Наоборот, жизнь, в общем, размеренная, спокойная, исключительно от двадцатого до двадцатого. Здесь много учебных заведений, судебных всяких палат, присутствий, правлений, управлений. Общество – интеллигентное, если за признак интеллигентности считать состояние в том или ином роде службы. Умственным напряжением люди себя не утруждают, торговля главным образом заключается в торговле французскими булками, темно-зеленым, серым и других цветов сукнами, а промышленность – в выделке кирпича для собственных надобностей.
Совсем нельзя сказать, что это хмурый, нелюдимый народ. Вовсе нет. В городе городской театр, охотно посещаемый, сад, военное собрание, дворянский, сословный клубы. Народ умеет и выпить, и закусить, и всячески погрешить, – словом, народ как народ.
Почитывают газеты, журналы, изредка заглядывают в библиотеку, но в перенапряжении мысли упрекнуть нельзя – во всем мера. Волнений специальных никаких не испытывают – здесь нет ни городского самоуправления, ни земства, стало быть нет партий, борьбы и связанных с ней огорчений. Одним словом, триста шестьдесят пять дней проходят ровно, спокойно, не торопясь. Нужно заметить, что Новочеркасск – областной город и является центром обширного войска донского.
Казалось бы, только жить да наслаждаться мирной, тихой, спокойной жизнью – и вдруг… самоубийства! Как?.. почему?.. отчего?.. кто?..
Самый разнообразный народ: молодые и в возрасте, учащиеся и чиновники, артисты и просто девушки. Причины самые разнообразные. Неудачный роман, «жизнь бессмысленна» или просто смерть молча, без всякой записки, без всякого следа приведших к роковому концу страданий.
С начала этого года умертвило себя семь человек. На пятьдесят тысяч и в шесть месяцев это много, принимая во внимание ту патриархальность, ту мирную обстановку, какими отличается здесь жизнь.