Том 2. Рассказы и фельетоны
Шрифт:
Наутро огненные столбы превратились в дымные, причем их было не два, а уже девять. К ночи дымы превратились опять в лапчатые зарева (шестнадцать штук).
Мир был встревожен газетным заголовком в Париже, Лондоне, Риме, Нью-Йорке, Берлине и прочих городах: «В чем дело?»
И вот пришла телеграмма таймсовского корреспондента, поразившая мир:
«Шестой день горят вигвамы арапов. Тучи эфиопов… (неразборчиво) Кири жулик бежа… (неразборчиво)».
А через день грянула на весь мир ошеломляющая телеграмма, уже не с острова, а из европейского порта:
«Ephiop sakatil grandiosni bount. Ostrov gorit, povalnaja tschouma. Gori troupov. Avansom piatsot. Korrespondent».
На рассвете часовые на европейском берегу крикнули:
— На горизонте суда!!
Лорд Гленарван вышел с подзорной трубой и долго изучал черные точки.
— Мой не понимай,— сказал джентльмен,— похоже, пироги диких?
— Гром и молния! — воскликнул Мишель Ардан, отбросив Цейсc в сторону.— Ставлю вашингтонский доллар против дырявого лимона выпуска 23-го года, если это не арапы!
— И очень просто,— подтвердил Паганель.
Ардан и Паганель угадали.
— Что означайт? — спросил лорд, удивившись в первый раз в жизни.
Вместо ответа арапы только хныкали. На них было положительно страшно смотреть. Когда они немного отдышались, выяснились ужасные вещи: эфиопов тучи. Проклятые смутьяны разожгли этих дураков. Требование: арапов к чертям. Рики послал экспедицию, и ее перебили. Мерзавец Кири-Куки улизнул первый на пироге. Остатки карательной экспедиции во главе с Рики-Тики вот они — в пирогах. Они мало-мало к лорду приехали.
— Сто сорок чертей и одна ведьма!! — грянул Ардан.— Они собираются жить в Европе. Компренэ ву?! [9]
— Но кто кормить будет? — испугался Гленарван.— Нет, вы обратно остров езжай…
— Нам таперича, ваше сиятельство, на остров и носу показать невозможно,— плакали арапы,— эфиопы нас начисто поубивают. А во вторых строках, вигвамы наши, к черту, попалили. Вот ежели бы какую ни на есть военную силу послать, смирить этих сволочей…
— Благодарю,— иронически ответил лорд, указывая на телеграмму корреспондента,— у вас там чума. Мой еще с ума не сходил. Один мой матрос дороже, чем ваш паршивый остров весь. Да.
9
Вы понимаете?! (Comprenes-vous?! — франц.)
— Точно так, ваше превосходительство,— согласились арапы,— известно, что мы ни черта не стоим. А насчет чумы господин корреспондент верно пишут. Так и косит, так и косит. И опять же голод.
— Тэк-с,— задумчиво сказал лорд,— ладно. Мой будет посмотрейт.— И скомандовал: — В карантин!
Чего натерпелись арапы в гостях у лорда, и выразить невозможно. Началось с того, что их мыли в карболке и держали за загородкой, как каких-нибудь ослов. Кормили аккуратно, как раз так, чтобы арапы не умирали. А так как установить точную норму при таком методе невозможно, то четверть арапов все-таки отдала богу душу.
Наконец, промариновав арапов
Суда получили приказ обходить остров на пушечный выстрел. Так они и делали. По ночам было видно слабое догорающее зарево, а днем остров тлел черным дымом. Потом к этому прибавился удушающий смрадный дух. По голубым волнам тянуло трупным запахом.
— Крышка острову,— говорили матросы, глядя в бинокли на коварную зеленую береговую полосу.
Арапы, превратившиеся на хлебах лорда в бледные тени, шляясь в каменоломнях, злорадствовали:
— Так им и надо, прохвостам. Пущай поумирают, к свиньям. Когда все издохнут, вернемся и остров займем. А уж этому мерзавцу Кири-Куки кишки выпустим своеручно, где бы ни попался.
Лорд хранил спокойное молчание.
Ее выбросила однажды волна на европейский берег. Ее вскрыли с карболовыми предосторожностями в присутствии лорда, и в ней оказались неразборчивые каракули эфиопской рукой. Переводчик разобрался в них и представил лорду документ:
«Погибаем с голоду. Ребята (через ять) малые дохнут. Чума то же самое. Чай, ведь мы люди? Хлебца пришлите. Любящие эфиопы».
Рики-Тики посинел и взвыл:
— Ваше сиясь!.. Да ни за что! Да пущай поумирают! Да ежели после всего их бунта, да еще и кормить…
— Я и не собираюсь,— холодно ответил лорд и съездил Рики по уху хлыстом, чтобы он не лез с советами.
— В сущности, это свинство…— пробормотал сквозь зубы Мишель Ардан.— Можно было бы послать немного маису.
— Благодарю вас за совет, месье,— сухо ответил Гленарван,— интересно знать, кто будет платить за маис? И так эта арапская орава налопала на черт знает сколько. В глупых советах я не нуждаюсь.
— Вот как? — прищурившись, спросил Ардан.— Позвольте узнать, сэр, когда мы стреляемся? И клянусь, дорогой сэр, я попаду в двадцати шагах в вас так же легко, как в собор Парижской Богоматери.
— Я не поздравляю вас, месье, если вы окажетесь в двадцати шагах от меня,— ответил лорд,— вес вашего тела увеличится на вес пули, которую я всажу вам в один из ваших глаз по вашему выбору.
Филеас Фогг был секундантом лорда. Паганель — Ардана. Вес Ардана остался прежним, и Ардан в лорда не попал. Он попал в одного из арапов, сидевших из любопытства за кустом. Пуля вошла арапу в переносицу и вышла через затылок. Арап умер в то время, когда она была на полпути — посредине мозга.
Ардан и Гленарван пожали друг другу руки и разошлись.
Но этим история с бутылкой не кончилась. Ночью 50 арапов сбежали на пирогах с европейского берега, оставив лорду нахальную записку:
«Спасибо за карболку и воловьи жилы надсмотрщиков. Надеемся, что когда-нибудь мы им переломаем ноги. Едем обратно на остров. С эфиопами замиряемся. Лучше от чумы подохнуть дома, чем от вашей тухлой солонины. С почтением, арапы».
Уехавшие уперли с собою подзорную трубу, испорченный пулемет, 100 банок сгущенного молока, шесть дверных блестящих ручек, 10 револьверов и двух европейских женщин.