Том 2. Стихотворения

Бальмонт Константин Дмитриевич

Водяной

Если ночью над рекою Ты проходишь под Луной, Если, темный, над рекою Ты захвачен мглой ночной, Не советуйся с тоскою, Силен страшный Водяной. Он душистые растенья Возрастил на берегах, Он вложил в свои растенья Власть внушать пред жизнью страх, Цепко сеять опьяненье В затуманенных мечтах. Сам сидит весь голый в тине, В шапке, свитой из стеблей, В скользком иле, в вязкой тине, Манит странностью своей, Но замкни свой слух кручине, Тайный он советчик ей. С изумленьем ты заметишь, Что скользят твои шаги, Если это ты заметишь, Сам себе ты помоги, В топях помощи не встретишь, Здесь цветы и те враги. Прочь скорей от Водяного, Он удавит здесь в тиши, Не смотри на Водяного, И цветами не дыши, Если с ним промолвишь слово, Быстро вступишь

в камыши. И захваченный рекою, И испорчен мглой ночной, Тон болотистой рекою, Под ущербною Луной, Ты поймешь с иной тоскою, Как захватит Водяной.

Болотняник

Страх детей и старых нянек, Ведьмам кажущий язык, Дух смешливый, болотняник, А иначе водовик. Если он кого встречает, Он как кочка предстает, Схватит за ногу, качает, Чуть замедлишь, кончен счет. Он. лягушку не утопит, Любит кваканье трясин, Но под землю поторопит Тех, чье имя – Божий сын. Так тихонько, так без злобы Заберет и засосет: – Все – из матерней утробы, Каждый в Землю-мать пойдет. Что же медлить? Поскорее: – Меньше путь – короче грех. Встала кочка, зеленея, Чу, под кочкой сжатый смех. Чу, под кочкой чьи-то стоны, Стерся в топи чей-то лик. Болотняник, весь зеленый, Утешает: «Есть двойник!»

Домовой

Неуловимым виденьем, неотрицаемым взором, Он таится на плоскости стен, Ночью в хозяйских строениях бродит дозором, Тайностью веет и волю свевает, Умы забирает В домовитый свой плен, Сердцу внушает, что дома уютно, Что вот эти часы так приятно стучат, Что вне дома быть дурно, и прямо беспутно, Что отраден очаг, хоть и связан с ним чад. Расцвечает на старых обоях узоры, Еле слышно на них пошептав. За окном – там болота, там темные горы, Не ходи. И колдуют бесстрастные взоры, Так прозрачно глядят, как на птицу удав. Задержал уходящего. Томно так стало. Что отсюда идти? Всюду то же, одно. Да и с вешалки шапка куда-то упала. И в сенях так темно. И враждебностью смотрит окно. Посиди на печи. Полежи. Или в сердце все порох? Спи. Усни. Дышит жарко. Мерцает. И хочется спать. В мире брошены мы. Кто-то спит. Что-то есть. Чу, шуршит. Наползающий шорох. И невидимый кто-то к кому-то, кто зрим, подобрался, налег на кровать. Между стен развивается дымное зрелище духа. Что-то давит, – как будто мертвец, на минуту живой, Ухватился за горло живого, и шепчет так глухо О тяготах земных. Отойди, отойди, Домовой!

Солнце, Ветер, и Мороз

Вот и мне узнать пришлось Солнце, Ветер, и Мороз. Шел дорогой я один, Вижу: Солнце, Божий сын. Вижу: Ветер, Божий брат, И Мороз, идущий в Ад. На дороге на одной Трое все передо мной. В пояс кланяюсь я им, Трем могучим мировым. Всем им поровну поклон, Ветру вдвое, люб мне он. Солнце в гневе на меня: «Ну, узнаешь власть огня. Не захочешь и врагу. Я сожгу тебя, я жгу». Ветер молвил: – «Ничего. Солнце жжет, смирим его. В свежем духе жизнь моя. Вею, вею, вею я». «Солнце что!» – сказал Мороз, «В белизне своих волос. Солнце слабо, силен лед. Пострашней со мною счет». Ветер молвил: «Ничего. Жесток лед, смягчим его. В вешнем духе жизнь моя. Вею, вею, вею я». Ветер Солнце укротил, Пламень – только осветил. Озарил, не сжег меня Ток блестящего огня. В Ветре кротким стал Мороз, Маем быть ему пришлось. Поворчал он, был он зол, И как яблоня расцвел. Ветер, Ветер, ты ведун, С юным стар ты, с старым юн. Колдовская – власть твоя, Веешь ты – и светел я. Ветер, Ветер, весь я твоя, Вешний я теперь с тобой. Распознать мне довелось Солнце, Ветер, и Мороз.

Сказка реке

Говорит нам старина, Раньше, в радостях игры, Днепр, Волга, и Двина Были брат и две сестры. Беден был отец у них, Чуть родив, скончалась мать, Дом был пуст, и дом был тих, Вот, отправились гулять. Побродила их мечта, Походила далеко, Все хотят найти места, Чтоб разлиться широко. Как-то раз среди болот Ночевать они легли, Брат уснул, во сне поет, Сестры встали, потекли. Сестры были похитрей, И как длилась темнота, Взяли в хитрости своей Все отлогие места. Брат проснулся поутру, Серебрится ранний свет, Кликнул старшую сестру, Кликнул младшую, их нет. Рассердился,

дрогнул брат, Шумный ток – как бег врага, Струи пенные кипят, Рвут крутые берега. В буераки мечут гул Силой гневностей своих, Вот и Море, он вздохнул, Он ровней пошел, утих. В это время две сестры Разбежались от него, Были вместе до поры, Будет розно торжество. Оттого-то у Днепра Рукавов, порогов рой, И быстра его игра Перед Волгой и Двиной!

Веселая затворница

Чья в бурях перебранка? Чей шепот? Зов листа? Веселая Веснянка Зимою заперта. За тридевятым царством. Ты ждешь ее лица? Пойди, твоим мытарствам Не будет и конца. Издрогнешь по дороге, Измерзнешь ты, и все ж Ты в зимние чертоги К Веснянке не придешь. Она играет в прятки, Замкнута, сломан ключ. И только раз ей в Святки Дают на праздник луч. Дают ей чудо-санки, И в замке, на дворе, Позволено Веснянке Согреть снега в игре. Но что же, в самом деле, Потерпим мы часок. Ты слышишь вой метели? В нем чей-то смех и скок. В нем чьи-то прибаутки. Мороз грозит: «Навек!» Ну, нет, брат, это шутки, Придут разливы рек. Веснянка ожидает. Мы тоже. Знаем лед. Смотри в окно: Уж тает. Веснянка к нам идет!

Лес

1

Пробуждается с весною, Переливною волною Зеленеет на ветвях. Отзовется гулким эхом, Криком, гиканьем, и смехом Для потехи будит страх. Кружит, манит, и заводит, В разных обликах проходит, С каждым разное всегда. Малой травкой – на опушке, В старом боре – до верхушки, Вона, вон где борода. Лапти вывернул, и правый Вместо левого, лукавый, Усмехаясь, натянул. То же сделал и с другою, В лапоть скрытою, ногою, И пошел по лесу гул. То же сделал и с кафтаном, И со смехом, словно пьяным, Застегнул наоборот. В разнополость нарядился, В человечий лик вместился, Как мужик идет, поет. Лишь спроси его дорогу, Уж помолишься ты Богу, Уж походишь по лесам. Тот же путь сто раз измеришь, Твердо в Лешего поверишь, Будешь верить старикам.

2

Гулко в зеленом лесу откликается, В чащах темнеет, покуда смеркается, Смотрит в сплетенных кустах. Прячется, кажется, смутным видением Где-то там, с шепотом, с хохотом, с пением, С шорохом быстрым возникнет в листах. Лапчатой елью от взора укроется, Встанет, и в росте внезапно удвоится, Вспрыгнет, и с треском обломится сук. Вырос, с вершиной, шурша, обнимается, Сразу на многих деревьях качается, Тянется тысячью рук. Вот отовсюду качанья и ропоты, Тени, мигания, шорохи, шепоты, Кто-то, кто долго был мертвым, воскрес. Что-то, что было в беззвучном, в неясности, Стало грозящим в своей многогласности, – Лес!

3

Смотрит из тихих озер, Манит в безгласную глубь, Ветви сплетает в узор.     – Лес, приголубь! Тянет войти в изумруд, С пыльного манит пути, В глушь, где деревья цветут.     – Лес, защити! Шепчет несчетной листвой, Морем зеленых пустынь. – Лес, я такой же лесной,     Лес, не покинь!

Лесные царьки

Кто, в проворстве твердый, мог Собственной рукою, Отойдя от всех дорог Быстро взять, в заветный срок, Звездный папороть-цветок, Над глухой рекою, – Перед тем, в глуши лесной, Многое возникнет, По-другому глубиной Глянет весь простор речной, Для него и зверь лесной По-иному крикнет. Тот, кто взять умел в свой срок, Звездный папороть-цветок, На лесной дорожке, На одной из тропок тех, Где лесной змеится смех, Где цветут цветы утех, На лесной дорожке, Заприметит огоньки, Что мелькают вдоль реки, Это светятся царьки Золотые рожки. Прямо он туда пойдет, Где царьки лесные, Вот, в подземный длинный ход Царь царьков его ведет, Вот, вошли в какой-то свод, Стены расписные. Ярче утренней зари, И вечерней краше, Что захочешь, все бери, Но другим не говори, Где резные чаши, Где таятся янтари, Где огни не наши. Кто захочет, веря в стих, Самоцветностей таких, Пусть он зря не просит, А сперва путей земных Пусть он скуку бросит. И походит вдоль реки, Там где звездные цветки, Близ лесной дорожки, Что значеньем глубоки, И придут к нему царьки Золотые рожки.