Том 22. Коварная красотка
Шрифт:
— Не смейтесь, пожалуйста, — отрезала она. — Ничего смешного в этом нет.
— Джаноса можно назвать лжецом? — спросил я.
— Людвига? — Она покачала головой. — Он очень скользкий и хитрый, но без особой надобности врать не будет.
— Значит, ту ложь, которую он мне наворотил сегодня, он посчитал необходимой, — заключил я.
— А вы уверены, что он вам лгал? — холодно спросила она. — Или это только ваши предположения? — Ее рот скривился в улыбке. — Скажите, полиция сейчас оперирует такими терминами, как «улики» и «доказательства»? Или она совершенно забыла о них?
— И
— От Нины можно ожидать всего, но Людвиг…
— Он заботился о ваших гонорарах, не так ли? — спросил я.
Ее лицо сразу же залилось краской.
— С вашей стороны некрасиво говорить такое…
— Но тем не менее это так?
— Черт возьми, конечно так! Но я не подохла бы с голоду даже в том случае, если бы Джанос стал обращаться к другому юристу!
— Вам нравится Джанос?
— В известной степени… Он не из тех, кто производит приятное впечатление, но, по-моему, его агрессивность — по большей части всего лишь маска, которую он надел на себя.
— А под этой маской скрывается простой и милый человек?
— Его самая большая беда, что он стремится подгрести под себя все, что видит. А как только получает что-то, теряет к нему интерес.
— К людям он тоже так относится? К жене, например?
— Кто его знает! — Изабель медленно поднесла бокал ко рту и глотнула, внимательно прислушиваясь к своим ощущениям.
— И он ревниво охраняет свою собственность?
— Думаю, да.
— Как вы считаете, если бы он узнал, что у его жены связь с Чейзом, он мог бы убить обидчика?
Она поставила стакан на столик:
— Ваш вопрос лишь подтверждает, что сейчас у полиции новые методы работы. Вместо того чтобы искать доказательства, вы изображаете из себя психолога-самоучку.
— Делаем, что можем, — скромно ответил я. — Самое неприятное то, что у нас на расследование слишком мало времени. Надо ведь успеть собрать взятки от торговцев наркотиками, мафии и рэкетиров и еще засадить пару-тройку невиновных.
— Что ж, ваши слова похожи на правду, — раздраженно ответила она.
— Вы хотите меня соблазнить?
— Что? — Она снова вспыхнула. — Вы с ума сошли!
— Да нет, я просто так. Мне вдруг пришло в голову, что женщины теперь пользуются другой техникой. Но, наверное, я не прав.
— Вы совершенно несносны!
— А вы лгунья! — ответил я. — Вы очень заняты завтра?
— Не Слишком… — Она наморщила лобик. — А почему вы спрашиваете?
— Может быть, вы мне поможете в моих расследованиях? — предложил я. — Могли бы прокатиться с вами в глухие земли посмотреть, не повстречается ли нам какой-нибудь крот.
— Вы это серьезно?
— Конечно, — ответил я. — Вы ведь наверняка разберетесь в терминах, если Эндерсон будет говорить о сути дела.
— О’кей! — сказала она после небольшой паузы. — Когда?
— Я заеду за вами в девять утра.
— Хорошо. Только заезжать не надо. Я сама приду к вам, — решительно заявила она. — Я не готова афишировать свое знакомство с полицейским.
— Неплохо сказано, — заметил я.
Мы еще какое-то время сидели молча и смотрели друг на друга, пока не допили свои коктейли.
— Не очень оригинально, — бросила она.
— Виски с содовой, — сказал я.
— Нет, я о ваших методах, — ответила она. — Пытаетесь напоить меня, чтобы потом соблазнить…
— С чего вы взяли, что я хочу вас соблазнить?
— Но ведь это ясно как день! — Она коротко рассмеялась. — Вся эта прелюдия в ресторане, полумрак в гостиной, отличный ужин и много-много вина. Ко всему этому — тихая музыка и кушетка, на которой могли бы разместиться шесть человек… И опять выпивка…
— Соблазнение — это игра, в которую можно играть только вдвоем, — начал втолковывать я. — А вы, судя по всему, играть в нее не хотите. Поэтому мне приходится сидеть, как пай-мальчику, и взвешивать все «за» и «против» относительно другой возможности…
— Какой же?
— Изнасилования, — сказал я с ухмылкой.
— Изнасилования? — взвизгнула она и вскочила с кушетки, задев коленкой стоящий перед ней столик. Бокалы опрокинулись, и виски полилось на ковер. При этом сама Изабель, потеряв равновесие, стала падать на меня через столик, и я с величайшим удовольствием раскинул руки, чтобы поймать ее в свои объятия. Глаза ее расширились от страха, когда она поняла, что сейчас может произойти, и она инстинктивно дернула ногой. Каблук тотчас же запутался в складках ее широкой юбки, а сама она продолжала по инерции двигаться вперед. Такого испытания на прочность не могла выдержать легкая ткань. Она неизбежно должна была порваться. Так оно и случилось. Послышался треск, и верхняя часть платья Изабель распалась на две части, так что она очутилась в моих объятиях обнаженной до талии. Только вокруг шеи осталась висеть черная полоска ткани. В тот же миг кресло опрокинулось под тяжестью нашего двойного веса, и мы рухнули на пол.
Я выбрался из-под кресла и вскочил на ноги. После падения Изабель, должно быть, еще проехала немного по полу, потому что ее голова почему-то оказалась под ковром. Это был черный ковер из овечьей шерсти, который я купил всего несколько недель назад в уверенности, что он будет хорошо гармонировать с бело-розовым обнаженным женским телом. Здесь я оказался прав, только ситуация выглядела не совсем так, как я рисовал себе в воображении.
Изабель, должно быть, сделала в воздухе сальто-мортале — иначе чем объяснить, что она лежала на спине. Сквозь ковер угадывались контуры ее лица.
Маленькие груди возвышались, как два холма, украшенные кораллами. Черное шелковое бикини с красной окантовкой ритмично шевелилось.
Особого вреда падение ей не причинило. Это сразу стало ясно, поскольку она в ярости стучала пятками о пол и поносила всех и вся, впрочем, слов нельзя было разобрать, так как ковер приглушал звуки.
Сперва я хотел поднять ковер и помочь ей встать на ноги, но уже в следующую секунду решил, что делать этого не стоит. В подобной ситуации ни один мужчина не отважится на такое. Поэтому я поспешно ретировался на кухню.