Том 23. Только за наличные
Шрифт:
Я сказал Джиму, что мне совершенно необходимо его видеть, и попросил разрешения приехать.
— Для тебя, Эд, у меня всегда найдется свободная минута. Особенно, если ты поставишь мне обильный и дорогой обед.
Я взглянул на часы. Стрелки перевалили за двенадцать.
— Встретимся в половине второго в баре у Гарри.
— Отлично. До скорого.
Потом я кое-что записал в блокнот и стал прикидывать, что именно можно сказать Чалмерсу. Опасения, высказанные его женой, меня сильно тревожили. Несомненно, если я открою ему истинное лицо его дочери, он меня возненавидит. С другой стороны,
Я все еще размышлял над этим, когда в дверь позвонили. Я бросился открывать. На пороге стоял низенький толстенький итальянец в поношенном сером костюме и шляпе. Он представился:
— Бруно Сарти. Из Международного агентства.
На первый взгляд Бруно Сарти не производил хорошего впечатления. Утром он не соизволил побриться. Рубашка у него была просто грязная, на правом глазу начинался ячмень. К тому же от него мощно разило чесноком.
Я предложил ему войти.
Он снял шляпу, под ней скрывалась довольно редкая шевелюра, искусно зачесанная таким образом, чтобы прикрыть лысину. Он присел на краешек стула, я же прошел к открытому окну и устроился на подоконнике — мне необходим был свежий воздух.
— Мне нужно получить кое-какие сведения, — заявил я ему. — Причем как можно скорее. Цена не имеет значения. Так что ваше агентство может бросить на это дело столько агентов, сколько найдет нужным.
Его черные налитые кровью глаза приоткрылись, он изобразил нечто вроде улыбки, показав несколько золотых зубов. Я бы сравнил эту улыбку с гримасой боли, которую вызывают желудочные колики.
— Сведения, которые мне нужны, и тот факт, что я ваш клиент, должны сохраняться в глубокой тайне. Полиция ведет параллельное расследование, так что постарайтесь с ней не соприкасаться.
Его так называемая улыбка тут же пропала, глаза сузились.
— У нас наилучшие отношения с полицией, — сказал он, — мы не собираемся их портить.
— И не надо. Мне просто нужно узнать, с какими мужчинами поддерживала отношения одна молодая девушка, проживавшая в Риме. Она американка, находилась здесь 14 недель. Ее звали Элен Чалмерс. Я могу дать вам несколько ее фотографий. Первоначально она остановилась в «Эксельсиоре», где прожила четыре дня. Потом сняла квартиру. У нее было много друзей. Выясните их имена, адреса и те места, где их можно найти. Кроме того, меня интересует, как она проводила свободное время.
Я протянул ему несколько фотографий Элен, которые Джина вынула из нашего дела, а также карточку с адресом квартиры Элен.
— Синьорина пала жертвой несчастного случая в Сорренто? — спросил Сарти, глядя на меня цепкими глазами. — Это была дочь Шервина Чалмерса, магната американской прессы, — несмотря на свою непрезентабельную внешность, он оказался человеком осведомленным.
— Верно.
Снова блеснули золотые зубы. Сарти наклонил голову. Надо полагать, сообразил, что напал на золотую жилу. Достав из кармана дешевую записную книжку и огрызок карандаша, он сделал несколько заметок и заверил меня, что немедленно займется этим делом.
— Это не все. Мне еще надо установить, кому принадлежит темно-зеленый «рено» с таким номером, — я протянул ему бумажку с номером машины и добавил: — Полиция утверждает, что этот номер
Он записал и это. Потом захлопнул книжку и спросил:
— Смерть синьорины может быть вовсе не случайной, не так ли, синьор?
— Не знаю. Вас это не должно касаться. Вы задание получили. Пусть полиция занимается своим делом, а вы своим. Позвоните мне, как только что-то узнаете. Не затрудняйтесь писанием отчетов. Торопитесь — это главное.
Он обещал, что приложит все старания, но попросил, чтобы я дал ему, как полагается, некоторый задаток. Я выписал чек на 17 тысяч лир, и он стал с еще большим жаром заверять меня, что все будет сделано быстро и оперативно. После этого он удалился, отвешивая бесконечные поклоны. Я открыл для проветривания второе окно и тоже ушел — пора было отправляться на встречу с Мэтьюсом.
Я нашел его в баре у Гарри, где он дегустировал скотч со льдом. Это был высокий, худощавый человек с жесткими чертами лица, проницательными глазами, выступающей вперед челюстью и крючковатым носом.
Мы пропустили по рюмочке в баре, прежде чем пойти в ресторан. Обед мы начали с боггарти — это разновидность икры из молок барабульки. Затем последовало поло ин паделла — мясо цыпленка с ветчиной, чесноком, майораном, томатами и вином. Мы наслаждались и говорили о пустяках. Только после того как мы отведали рикотта, знаменитого римского сыра с корицей, я перешел к делу.
— Джим, мне нужны кое-какие сведения.
Он улыбнулся.
— Я не олух, чтобы воображать, что ты устроил этакий пир в честь нашей дружбы… Валяй, что там у тебя?
— Имя Миры Зетти тебе ничего не говорит?
Реакция была мгновенной. Благодушие куда-то исчезло, он впился в меня глазами.
— Ну-ну… Это уже интересно! Почему ты об этом спрашиваешь?
— Извини, Джим, я не могу объяснить. Кто она?
— Дочь Фрэнка Зетти, конечно. Тебе следовало бы знать.
— Гангстера?
— Не будь ребенком, Эд.
— А ты не задавайся. Я кое-что знаю про Зетти, но не слишком много. Где он сейчас?
— Хотел бы я знать. Безусловно, в Италии, но где-то скрывается. Никто не имеет ни малейшего представления. И полиция тоже. Он около двух месяцев назад покинул Нью-Йорк, приехал морем в Неаполь, сразу же представился полиции и назвал свой адрес — отель «Везувий». Но оттуда почти сразу же исчез, и полиция нигде не могла его разыскать. Доподлинно известно, что он не уехал из Италии, но где скрывается, — не известно.
— Что, и дочь не знает?
— Ну она-то, может, и знает, да только не скажет. Я с ней говорил как-то. Она живет в Риме уже пять лет и утверждает, что отец с ней не контачил. Он даже ей не писал.
— Расскажи, что ты знаешь о Зетти, Джим.
— А ты не хочешь заказать немного бренди? Было бы преступлением не завершить достойно такой королевский перекусон.
Я сделал знак официанту и заказал два двойных бренди, потом предложил Мэтьюсу сигару, которую приберегал для такого вот случая. Он предварительно осмотрел ее, откусил кончик и закурил. С некоторым беспокойством я ждал его первой затяжки. Когда он убедился, что я не подсунул ему дешевку, он сказал: