Том 29. Письма 1902-1903
Шрифт:
Если это письмо застанет Вас в Одессе и если найдется свободная минутка, то напишите, каким способом Вы получали гонорар из казенного театра * , какое прошение посылали и проч. и проч. Что туда надо писать?
Обещанную книжку жду * . Теперь едва ли Вы добьетесь какого-нибудь толку в Художеств<енном> театре. Там утомление * , полные сборы делает «На дне», и проч. и проч.
Желаю Вам всего хорошего. На севере, пишут, уже весна. Крепко жму руку.
Ваш А. Чехов.
«Русское богатство» * я
Книппер-Чеховой О. Л., 25 февраля 1903 *
4019. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
25 февраля 1903 г. Ялта.
25 февр.
Милая актрисуля, только что получил от тебя телеграмму * . Значит, «Столбы» имели средний успех? * Значит, ты до утра в Эрмитаже сидела? * Значит, настроение теперь у вас всех среднее, т. е. неважное?
А я вчера наконец-таки принял касторочку и сегодня начинаю выползать из нездоровья. Жене своей я пишу только о касторочке, пусть она простит своего старого мужа. Нового у меня ничего нет, все по-старому. Швабе * не уехала из Ялты, а бежала. Бежала она от ялтинской тоски, от здешних удобств. Сегодня письма от тебя не было, была только телеграмма * — от тебя или от Немировича, не понял хорошо, так как подписи нет.
Читала фельетон Буренина насчет «На дне»? * Я думал, что начнет царапать ваш театр, но бог миловал; очевидно, имеет в виду (это быть может!) поставить у вас пьесу * , например «Бедного Гейнриха» в своем переводе * .
Ты была на грибном рынке * , завидую тебе, собака. Если бы я мог пошататься!
Скажи Маше, что печь внизу (чугунная) дымит каждое утро. Купила ли она новую, какую хотела? С этой нашей жить нельзя, и угля много уходит.
Как здоровье Мишиной Жени? * Я и мать весьма обеспокоены. Скарлатина, да еще петербургская — это не шутка.
Ну, протяни мне ручку, я ее поцелую нежно. Все мечтаю о том времени, когда ты меня на вокзале встретишь. С вокзала я прямо в баню. Только я так грязен, что, пожалуй, с меня в бане дешевле 80 рублей не возьмут. Ну, ничего, ты заплатишь. Зато я постараюсь быть хорошим, стоющим мужем.
Целую и треплю мою собаку, дергаю за хвостик, за уши.
Твой А.
На конверте:
Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.
Неглинный пр., д. Гонецкой.
Потапенко И. Н., 26 февраля 1903 *
4020. И. Н. ПОТАПЕНКО
26 февраля 1903 г. Ялта.
26 февр. 1903.
Здравствуй, милый мой Игнациус, наконец-то мы опять беседуем! Да, ты не ошибся, я в Ялте, и проживу * здесь, вероятно, до 10–15 апреля, потом поеду в Москву, оттуда за границу * . Если случится, что тебе будет неизвестно, где я, то адресуй письмо в Москву, Художественный театр; оттуда мне перешлют.
Теперь
До 1904 года времени еще много * , мы можем еще списаться, столковаться, и ты, быть может, убедишь меня, что я и ошибаюсь.
Здравием похвалиться не могу. Всю зиму прохворал; был кашель, был плеврит, а теперь как будто бы и ничего. Даже писать сел и рассказ написал * . Как ты поживаешь? Похудел? Пополнел? Я всегда вспоминаю о тебе с теплым, хорошим чувством. Мои все здравствуют, особенных перемен нет никаких. Впрочем, я женился. Но в мои годы это как-то даже не заметно, точно лысинка на голове.
Жму тебе крепко руку и обнимаю.
Твой А. Чехов.
Сумбатову (Южину) А. И., 26 февраля 1903 *
4021. А. И. СУМБАТОВУ (ЮЖИНУ)
26 февраля 1903 г. Ялта.
26 февр. 1903.
Милый Александр Иванович, большое спасибо тебе за письмо. Я согласен с тобой, о Горьком судить трудно * , приходится разбираться в массе того, что пишется и говорится о нем. Пьесы его «На дне» я не видел и плохо знаком с ней, но уж таких рассказов, как, например, «Мой спутник» или «Челкаш», для меня достаточно, чтобы считать его писателем далеко не маленьким. «Фому Гордеева» и «Трое» читать нельзя, это плохие вещи, и «Мещане», по-моему, работа гимназическая, но ведь заслуга Горького * не в том, что он понравился, а в том, что он первый в России и вообще в свете заговорил с презрением и отвращением о мещанстве, и заговорил именно как раз в то время, когда общество было подготовлено к этому протесту. И с христианской, и с экономической, и с какой хочешь точки зрения мещанство большое зло, оно, как плотина на реке, всегда служило только для застоя, и вот босяки, хотя и не изящное, хотя и пьяное, но все же надежное средство, по крайней мере оказалось таковым, и плотина если и не прорвана, то дала сильную и опасную течь. Не знаю, понятно ли я выражаюсь. По-моему, будет время, когда произведения Горького забудут, но он сам едва ли будет забыт даже через тысячу лет. Так я думаю, или так мне кажется, а быть может я и ошибаюсь.
В Москве ли ты теперь? Не уехал ли в Ниццу и Монте-Карло? Я частенько вспоминаю * наши с тобой юные годы, когда мы с тобой сидели рядом, играли в рулетку. И Потапенко тоже. Кстати сказать, сегодня получил от Потапенки письмо, хочет, чудак, журнал издавать * .
Крепко жму тебе руку, будь здоров и благополучен.
Твой А. Чехов.
На конверте:
Москва. Князю Александру Ивановичу Сумбатову.