Том 3. Чёрным по белому
Шрифт:
Покачав сокрушенно головой, Дыбович сказал:
— Да-с… Такое-то дело… Взяли и убили. И какое дьявольское самообладание! Целую неделю не сдавались, пока их не уличили.
— Вы знали Темерницкого? — спросил Капитанаки Дыбович оживился.
— Как же, как же! Как теперь вот с вами сижу, — с ним сидел. Помилуйте! Приятелями были. Он отхлебнул глоток вина и сурово добавил:
— Ска-атина.
В дверь постучались.
— Это Хромоногов, — сказал Капитанаки. — Вечно он опаздывает.
Действительно,
— Вы, господа, кажется, незнакомы, — сказал Тырин, указывая на Дыбовича. — Это Дыбович, это — Хромоногов.
— Дыбович, — значительно подчеркнул Дыбович, глядя Хромоногову прямо в глаза. — Дыбович!
— Очень рад, — сказал Хромоногов, опускаясь на стул.
Тырин не мог не заметить выражения легкого разочарования в лице Дыбовича после такого хладнокровного отношения Хромоногова к его имени.
Поэтому деликатный Тырин мягко заметил:
— Это, милый Хромоногов, тот самый Дыбович, в семье которого случилось такое тяжелое несчастье. Знаешь, нашумевшее дело Ольги Дыбович.
— А-а, — неопределенно протянул Хромоногов и тут же, наклонившись к соседу, прошептал: — Что за толстокожая свинья этот Тырин!! Ставит несчастного человека в такое невыносимое положение… Как можно кричать громогласно веселым голосом на весь стол! Никакого участия к человеку, несущему такое тяжелое бремя ужаса…
Но «человек, несущий тяжелое бремя ужаса», сразу оживился, когда упомянули его имя.
— Да, да, — захлопотал он. — Ужасное дело, не правда ли? Убили, действительно, убили… Как же! И труп в корзину засунули. Не негодяи ли? Что им женщина худого сделала? А ведь я, представьте, этого Мишку Темерницкого, вот как его, Резунова, знал.
— Пожалуйста, без сравнений, — засмеялся Резунов. — Я трупы в чемоданах не экспортирую.
— Кошмарное дело, — прошептал Хромоногов; — Еще бы не кошмарное! Не правда ли? А мое-то тоже положение: исчезает жена. Что такое, где, по чему — неизвестно. И вдруг — на тебе! Пожалуйте — труп в корзине. Положение — хуже губернаторского!..
— Слушай… — шутливо перебил его Резунов. — А, может быть, это ты ее убил, а? Признайся.
— Ты говоришь, братец мой, чистейшую ерунду, — горячо возразил Дыбович. — Ну, посудите сами, господа, — зачем мне ее было убивать? Денег она не имеет, на костюмы тратила немного — зачем ее убивать? Меня и следователь, когда допрашивал, так прямо сказал, что это только для проформы.
— А, всё-таки, — подмигнул Тырину Резунов, — публика к Темерницкому на суде относилась с большим интересом, чем к тебе.
— Ну, извини, брат… Не думаю. Я бы такого интереса не пожелал. Да и я знаю, что ты это говоришь, чтобы меня только подразнить.
— Ну, ладно, ладно, не обижайся, — нагло похлопал его по плечу Резунов. — Ты у нас самый известный, ты у нас знаменитость!!
— Как странно, — заметил Капитанаки. — Окна открыты, а душно.
— Гроза
— Нет, небо чистое.
— Накурили сильно.
— Но кого я не понимаю, — неожиданно сказал Дыбович, заискивающе глядя на всех, будто прося, что бы ему позволили говорить, — кого я не понимаю — так это слугу его Мракина. Что этот болван хотел выиграть?! Выиграл, нечего сказать. Ха-ха! Выгодное предприятие!..
— Послушай, Резунов, — потихоньку сказал Хромоногов, наклоняясь к товарищу. — Убери ты его или я за себя не ручаюсь. Как ты можешь демонстрировать такую омерзительную личность?!..
— Вот тебе раз, — фальшиво засмеялся Резунов, — он герой, а ты его называешь омерзительной личностью.
— Ради Бога — уведи его.
Резунов встал и бесцеремонно взял Дыбовича за плечо.
— Эй, ты, герой! Веселая вдова! Пойдем.
— Куда? — удивился тот, топорща свои желтые усики.
— Да, так, брат. Довольно. Показал я своим друзьям знаменитость — и будет.
Пожимая всем руки, Дыбович сузил маленькие глазки и засмеялся довольным смехом:
— Уж ты скажешь тоже — знаменитость. Далеко нам до знаменитостей.
— Ну, пойдем, пойдем. Нечего там.
Когда Резунов вернулся, все на него набросились:
— Чёрт знает, что! Как тебе не стыдно?! Отравил целый вечер. Вот фрукт-то!! Послушай, он не вернется, а?
— Не беспокойтесь, — засмеялся Резунов. — Я его пристроил к столику знакомых дам. Они, вероятно, будут очень довольны друг другом, потому что, услышав его фамилию, дамы первым долгом ахнули: «Как?! Вы тот самый Дыбович? Ну, скажите, вам жалко жены? Вы пережили драму, да?» А он им сейчас же ответил: «Еще бы! Это хоть кому доведись… Положеньице! Но подумайте, какие мерзавцы — убить женщину, да еще ее же и в корзину положить, а? Каково!» Я уверен, что и дамы, и Дыбович уже очарованы друг другом.
Мексиканец
На скамье городского сада, осеняемая прозрачной тенью липовых листьев, сидела красивая женщина.
Проходя мимо, я повернул голову, увидел красавицу и остановился.
Вслед затем сделал вид, что внезапно смертельная усталость овладела мною. Еле дотащился до скамейки и уселся рядом с красавицей.
Решил: придерусь к чему-нибудь, заговорю и познакомлюсь.
Её чистый профиль кротко и нежно рисовался на зелени кустов. Полуопущенные глаза лениво скользили по носку маленькой туфли.
Я вобрал в себя как можно больше воздуху и сказал скороговоркой:
— Не понимаю я этих мексиканцев!.. Из-за чего, спрашивается, воюют, революции устраивают, свергают старых президентов, выбирают новых? Кровь льется рекой — для чего всё это? По-моему, всякий гражданин имеет право требовать для себя спокойной жизни. А? Как вы думаете?
Её чистый, ничем не возмущенный взор заскользил по дорожкам.
Мы помолчали.
— И почти каждый день у них резня, которой «старожилы не запомнят».