Том 3. Франческа да Римини. Слава. Дочь Иорио. Факел под мерой. Сильнее любви. Корабль. Новеллы
Шрифт:
Голос братоубийцы в течение всей речи — мощный и повелительный; толпа волнуется и не противится обаянию.
Люди горькой страны, воистину я говорю от всего сердца, как истина то, что ради вас я добыл этими руками мощи хранителей; как истина — то, что этими же руками я в третий раз освободил вас в эту ночь моего ослепления от огня и разгрома. Вдова! Я не стану более называть тебя другим именем, так как я отсечен от тебя роковым ударом. Если Богу не угодно было, чтобы твоя плоть стала моей могилой, значит было тому великое основание. Ведь Бог обета сказал: «Скрепляйте город кровью».
Из сердца народа вырывается крик Божественной надежды, как тогда, в вечер триумфального шествия с останками.
Народ.
— Это искупление. Плыви к Египетскому морю!
— Иди! Освободи Адриатику!
— Это искупление. Спаси Адриатику!
— Освободи наше море от разбойников!
— Плыви к Александрии!
— К Александрии!
— Добудь мощи евангелиста!
— Верни его народу островов!
— Это искупление. Верни его своему народу!
— Это искупление. К Александрии!
— К Александрии!
— К Фаросу! К Фаросу!
— Отчаливай к Фаросу!
— Пусть сопутствует тебе святой Эрмагора!
— Наш покровитель святой Марк ждет своего похитителя.
— Открой его могилу и возьми его прах!
— Пусть святой евангелист Аквилеи покоится в земле венетов.
— Верни его своим венетам.
— Вернись со святым телом и будешь чист. Это искупление.
— Искупи грех, Гратико! Ты будешь долгие годы владыкой моря.
— Ты один только можешь сделать это.
— Возьми корабль и отчаливай!
— К Египетскому морю!
— К Александрии!
— К Фаросу!
— Верни нам святого!
— Верни нам истолкователя!
— Это искупление.
Марко Гратико.Люди горькой страны! Из всех подвигов, совершенных мной во время мира и войны, этот крепче других волновал мою грудь: да, я должен плыть к великой могиле, хотя бы она была замурована крышей, которую могут открыть лишь вера и меч или хотя бы она была в пучине, на глубине десяти тысяч локтей. Я жажду того и другого. Грех мой преисполнил меня пылом и сделается или славой, или молчанием. Я не знаю этого, не знаю. Знает один Бог, для которого море — лишь капля слез. Измерил ли кто-нибудь воды горстью? Но некто ведь измерил их душой своей. Внемли, народ грядущего счастья, внемли: мои спутники и я — мы измерим его твоей юной мощью; великой душой мы начнем это измерение от бурной Адриатики, что закаляет тебя и принадлежит тебе, как и твой святой; мы пойдем далеко-далеко, обрести владения, которые нам сулила великая надежда. Мы будем предвестниками, которые не знают возврата, гонцами, которые не возвращаются, ибо хотят перенести весть так далеко, чтобы к вечеру быстротечного дня перейти за пределы вечности и в царство смерти. Мои спутники! Мои спутники!
Симон д’Армарио.Не забудь и меня, Гратико! Симон д’Армарио — кормчий твоего корабля — Мне послышался голос с небес. На доске моего руля ты был принесен к креслу. Народ да будет моим свидетелем.
Народ.
— Наварх, он прав, он прав!
— Выбери его!
— Он назначен судьбой!
— Он прав, он прав!
— Судьба назначила его!
— Возьми его с собой!
Марко Гратико. Я беру тебя.
Пьетро
Пьетро Орсеоло.Среди племен Эквилии.
Витале Кандиано.Среди племен Опитерджо.
Марко Гратико.Я беру тебя, Пьетро Анафесто. Я беру тебя, Орсеоло, и тебя, Кандиано.
Джорджо Традонико.Возьми с собой одного из Традоников.
Марко Гратико.И тебя беру.
Джованни Монегарио.Одного из Монегариев!
Марко Гратико.И тебя тоже.
Андреа Марчелло.Одного Марчелло!
Марко Гратико.И тебя тоже, отпрыск Рима! Но других не могу взять с собой. Нас должно быть семеро, как семь бурных плеяд, семь гвоздей колесницы, семь стражей мореплавателей.
Партечипацио.Возьми меня в начальники твоей свиты!
Гальбайо.Возьми меня в ряды гребцов!
Секредо.Меня — в число матросов!
Марко Гратико.Кому же, кроме нашего Бога и наших мучеников, поручим мы охрану нашей родины, если все перворожденные перейдут в мой отряд?
Сквозь гущу бревен, канатов, инструментов и машин, сквозь толпу народа возле арсенала проталкивается человек, приход которого сопровождается постепенно затихающими восклицаниями.
Народ.
— Лучо Поло!
— Лучо Поло!
— Лоцман!
— Лоцман!
— Лучо Поло — на Аренго!
— Наварх выслушай старика!
— Иди сюда, старец!
— Раздайтесь!
— Дайте пройти!
— Дайте место!
— Дайте ему пройти!
— Говори, говори к Аренго!
— Слушайте его!
— Молчание!
Лоцман, почтенный старец, прикрывший седины кривой шапкой, окрашенной муреной, медленно идет своей морской походкой, ступая геркулесовскими ногами, широко расставляя их, как будто стараясь сохранить равновесие на трясущемся во время качки мостике корабля.
Лучо Поло.Юноша, ради звезд, к движениям которых в течение стольких лет были пригвождены эти потускневших очи мои, возьми и меня на свой корабль! Мне не подобает окончить жизнь среди стоячих вод и речного ила. Сколько стран я видел, сколько народов на белом свете, где я бывал. Три раза я терпел кораблекрушение, семь раз я заходил за Столбы, день и ночь я провел однажды один среди моря на обломке погибшего судна, я переживал опасные наводнения, набеги корсаров, испытывал голод, жажду, холод и всякие лишения. Кто может запомнить это? Я вез из Равенны в Византию папу Иоанна к Теодориху, когда в Святой Софии праздновали Пасху. С маленьких барок я высадил у берега Отранто Исавров, фракийских коней и Сангвинария; я подвез к устью Тибра барки Велизария, нагруженные зерном, я видел, как в Пальмарии умирал на содоме папа Сильверий, как готы под Чирчео поднимали на щитах короля Витиха, как обратился в бегство перед Тотилой Василий, последний римский консул. Что подобает мне? Кто может поведать о минувшем? О, Наварх, я хочу еще раз посмотреть с корабля на вечные звезды. Если глаза изменят мне, то опыт сердца укажет путь. Не дай мне погибнуть среди стоячих вод. Возьми меня с собой в последний раз попытать счастья. Никогда не поздно испытать неведомое. Никогда не поздно идти еще дальше. И не бойся: мудрость моя познала все слова, кроме одного, — она никогда не скажет тебе: «Отступи».