Том 3. Франческа да Римини. Слава. Дочь Иорио. Факел под мерой. Сильнее любви. Корабль. Новеллы
Шрифт:
Трибун подходит к столу Вечери любви и останавливается прямо против брата.
Марко Гратико.Ты начал бредить от страха. Безумец, ты вопишь так, как закованный в цепи раб, когда он, сидя за веслом, слышит свист плети за спиной. А ведь я не поднимал руки на тебя.
Епископ Серджо.Но если ты поднимешь руку, если ты пришел вступить в бой со мной, то я не откажусь от поединка.
Марко
Базилиола.Он не гнется… Властитель, тебе, поднятому на руле, я кричала: «Он будет твоим! Будет твоим!»
Епископ Серджо.А я беру его себе. Кладет левую руку на рукоятку.
Марко Гратико.Ты шатаешься! Не покидай стола.
Епископ Серджо.Так ты хочешь сразиться?
Марко Гратико.Хочу судить тебя. Трибун-судья будет судить тебя.
Базилиола.Разве ты не видишь, что на мне твой пурпурный плащ?
Епископ Серджо.Если ты потерял плащ, то у меня есть еще мантия на плечах. У тебя нет никакой власти в храме. Я отлучаю тебя от священного порога.
Трибун обращается к кастразийским стрелкам, через плечи которых перекинуты ореховые луки.
Марко Гратико.Симоне Флока, возьми под стражу изменника епископа и стереги его.
Мужественное лицо левши выражает одновременно страдание и радость.
Епископ Серджо.О, Фаледра! Я слышу твой смех! Пусть звенит твой смех и несется к звездам! Ты танцевала на его плаще. Он боится меча женщины. Люди! Смотрите: вот владыка кораблей, вот непобедимый герой! Вот мощь островов!
Базилиола.Властитель, меч женщины не поддельный, это настоящий меч. Он — из железа и золота. И он будет твоим, если ты отнимешь его у левши, который держит его. У вас равное оружие. Клинок меча не длиннее твоего ножа.
Быстро поворачивается к толпе, коварная и повелительная; вспыхивает; по глазам видно, что в мозгу ее промелькнула необыкновенная мысль.
О, люди островов, сыны Аррия, сыны Гаула, моряки-островитяне, владельцы кораблей, матросы — вы все, славящие в преддверии храма вашего Господа Бога, слушайте: епископ Серджо, обвиненный в кощунстве, хочет перед лицом народа предстать на суд Божий.
Томительная жажда кровавого зрелища вдруг охватывает тех людей, страсти которых возбуждены воинственной пляской.
Первая
— Да будет так!
— Да будет так!
— Пусть рассудит их железо!
— Пусть рассудит их Бог!
— Да будет Господь судьей между двумя Гратиками!
— Принесите большой крест!
— Феодор, неси сюда крест!
— Присутствуй при суде Божием!
— Очищайте место для поединка!
— Дайте им сразиться!
Вторая группа.
— Нет, нет, нельзя!
— Не в священном месте!
— Не проливайте крови за священной оградой!
— Не совершайте кощунства!
— Это неугодно Богу!
— Нельзя!
— Вы оба — сыновья Эмы!
— Пусть призовут Эму!
— Пусть вернут святую вдову!
— Передайте ей право судить!
— Пусть она судит недостойного сына!
— Не опьяняйтесь кровью!
Наварх встает среди спорящих, гневный и суровый, как человек, уверенный в том, что в его власти задуманное возмездие.
Марко Гратико.Могу ли я допустить, искусная обманщица, чтобы свершился предложенный тобою суд? Все же этот на диво сработанный меч будет моим: я без труда вырву его из рук этого человека, я сделаю это для того, чтобы передать его завтра палачу, который раскалит его на огне и покарает тебя так, как покарал тех пятерых из твоего гнезда. На тебя наденут мешок, привяжут тебя как вьючное животное к жернову и отдадут на потеху рабам. Ты не заслуживаешь быть убитой.
Мстительница глядит прямо в его зрачки.
Базилиола.Ослепитель, судьба тоже слепа. Но мы узнаем, что скрывается во тьме. Другой выпал звенящий жребий. Живет Базилиола, и не мешок на ней, а плащ.
Мгновенно нарушает чары скрытой угрозы и неподвижного взора. Вот вызов звучит и смеется в ее словах. Вот ее слова сгущают над толпой ночную тайну и вызывают в ней напряженное ожидание событий.
Серджо, ты слышал? Люди, он уклоняется. Боится суда Божия. Боится предвестий ночи. Поднялся ветер. Приближается ночь… Она полна знамений. Слушайте голоса. Слушайте трубные звуки. Это знамение Бога. Народ, узел, который давит тебя, должен быть разрублен до зари, если ты не хочешь погибнуть.
Возгласы и трубные звуки растут в отдалении вод. Суеверный ужас охватывает толпу, уже возбужденную гимнами, воскурениями, вином и перебранкой.