Том 3. Московский чудак. Москва под ударом
Шрифт:
5
Веяло летними цветнями: дул тепелок: блекотала листва; завихорились пыли и прахи; подбросились ветки, подбросились листья; над ними вдали — солносядь; накитаяло Небо: кенаровым цветом и тихостью синей; означились грусти; пробрызгались травы слезистым бериллом; жара оседала мутнеющим сгаром; пожухли окрестности: стены и крыши.
В открытом окошечке из самоварной трубы вылетали в нахмур красноглазые искры.
Окно распахнулося; в вечер уставились две головы: одна — черной наклейкой дыры носовой, а другая — шпинечком
Карлик «Яша» подтягивал:
Ты — у дьявола во власти! Ты — погиб во цвете лет: Человеческие страсти — Бесполезный пустоцвет. Зрей, как для употребленья В огороде корнеплод.Голосами слилися: под облаком:
Будь зерном цветов нежнейших, Жив — землей, росой — омыт: От твоих плодов дальнейших Будет с пользой кто-то сыт.— Негодяи!
— Поют…
— Этот Яшка, — со сватом…
— К княжне, стал быть, сватают.
— Тоже, — нашла…
— Женишишечка!
И окошечко захлопнулось: медистым вечером; звездочка, ясочка, теплилась, точно в зыбели младенец; подпахивал ямник.
Когда уже смерклось, из желтого домика вышел портной Вишняков: — и пополз в переулок; казалось, — ползет по земле: а живот провисал между ног: и под небо взлетела ужасная задница.
Голову гордо закинув, пошел вдоль заборов.
Увидевши это явленье природы-насмешницы, можно бы было, пожалуй, упасть на карачки с тоски за судьбу человека: но, поговорив с получасик с «явленьем» — отнюдь не кунсткамеры, — и веселей, и бодрее глядели на жизнь, потому что с достоинством, с грацией даже портной Вишняков через жизнь проносил подпрыг зада.
Сперва — ужасались.
Потом — удивлялись.
Уже лиловатого вечера грусть означалась над крышами зеленорогой луной — со звездой впереди, с ослепительным, с белым Юпитером; дом черноокими окнами молча вгляделся во все, заливаясь слезами оконного отблеска; загрозорело: деревья,
Таки и «я»: выпирается под небо: под небом каменный ком, завалившись, ему угрожает упадом
Надвинулась туча; под ней все смирнело; казалося, что красножалая молнья прожалит —
— вот, вот —
— все — …
И раздается громовое:
— «Tap —
— тар —
— ррыы!»
6
Парило.
Все-то профессор вертелся во сне, бормотуша:
— Анализ Проверченки на основании тщательного звукового состава… дает.
Завертелся:
— Проверченко — множество смыслов: он — метаморфоза их всех.
Привскочил:
— Да-с!
— Нет форм!
— Только — формы движения!.. Вновь завалился:
— Сегодня — коробка, а завтра, — а завтра, — вскосматился он, — «каппа» какая-нибудь!
Эта чушь донимала: вертелся с таким впечатленьем, что все — переверчено, изверчено: странно винтило в спине: он увидел: подушка — проверчена.
Верченко!
— Вертится: верно — кубарь.
Не кубарь!
— Дырку вертит он: шило!
Не шило!
— С Верчонком своим.
— Не «Верчонок», а — «Софочка»: правду открыла:
— Счета проверяет.
— Бухгалтер!
Бухгалтер, Пров Ерченко, — не пожелал проверять: непроверченко. «П» же «Роверчен и К o» Поль Роверчен — на острове Капри имел свою виллу; владения «К o» оказались — заборами вблизи Баку; был на них — черной краскою выведен вскрик:
— Проверьянц.
За заборами ж — только пески.
Проверьянц — забурил: фонтан нефти поднялся под небо:
— Проверченко — нефть: дело ясное! Встал Гераклит: поучал:
— Так текучая жидкость, ища себе выхода, одолевает все косности твердого тела: и так: рациональные ясности форм распадаются в пламенных верчах текущего: метаморфоза Проверченки — шило, бухгалтер, кубарь и Верчонкин приятель — есть знак, что Коробкин отправится в Каппадокию.
Профессор, жестоко смеясь, попытался смутить Гераклита:
— Вы что же-с, — гидролог?
И — знал он прекраснейше: во времена Гераклитовы гидрологический — да-с — институт еще не был открыт; Гераклит не смутился: ни капельки!
— При изучении жидкого или же газообразного тела должны мы воспользоваться (вы читали Эйнштейна?) — системой текучих осей; вся система вселенной Ньютона разложена в параллелограммы, сведенные к непеременным осям, объясняющим нам неподвижную форму; Проверченко в ней проверяет коробки; коробки завертятся — в «каппе»: ступайте-ка — в Каппадокию вы!