Том 3. Последний из могикан, или Повесть о 1757 годе
Шрифт:
— А зачем умирать? — произнесла Кора, оторвавшись от скалы, к которой ее до сих пор приковывал страх.— Путь в обе стороны открыт, бегите в лес и молите бога о помощи. Ступайте, храбрые люди, мы без того уже слишком обязаны вам и не вправе требовать, чтобы вы разделили с нами наш злополучный жребий!
— Плохо же вы знаете ирокезов, леди, если надеетесь, что эти хитрые бестии не отрезали нам дороги в лес,— возразил Соколиный Глаз и тут же, без всякой задней мысли, прибавил: — Конечно, если пуститься вплавь, течение быстро унесет тебя на такое расстояние, что и пуля не догонит, и голосов их не услышишь.
— Значит, попытайтесь спастись вплавь. Зачем медлить и позволять
— Зачем? — повторил разведчик, гордо поведя головой.— Затем, что легче умереть со спокойной душой, чем жить с нечистой совестью! Что мы ответим Манроу, когда он спросит, где и как мы оставили его дочерей?
— Ступайте к нему и скажите, что вы оставили их для того, чтобы поскорей привести к ним подмогу,— великодушно и пылко воскликнула Кора, подходя к разведчику.— Скажите, что гуроны уводят их в северные леса, но что, действуя быстро и осмотрительно, их еще можно спасти. А если по воле божьей помощь, несмотря ни на что, запоздает,— продолжала она, понизив свой твердый голос до чуть слышного шепота,— передайте нашему отцу благословение и последний любовный привет от его дочерей. Пусть не оплакивает их раннюю смерть, а живет предвкушением встречи с ними за гробом, как подобает христианину.
Разведчик слушал, и его суровое обветренное лицо судорожно подергивалось. Когда Кора умолкла, он подпер голову рукой, словно тщательно взвешивая ее предложение.
— А в этих словах есть резон! — сорвалось наконец с его сжатых, но все равно дрожащих губ.— Да и мысль в них подлинно христианская: то, что справедливо и прилично на взгляд краснокожего, грех для белого,— он ведь не может оправдывать себя своим невежеством. Чингачгук, Ункас, слышите вы, что говорит черноглазая девушка?
Он объяснялся с индейцами по-делаварски, и, хотя речь Соколиного Глаза текла спокойно и плавно, тон ее казался твердым и решительным. Старший могиканин сосредоточенно слушал разведчика и, видимо, обдумывал каждое его слово, словно сознавая всю важность сказанного. Поколебавшись, он сделал утвердительный жест и произнес по-английски: «Хорошо»,— с выразительностью, присущей туземцам. Затем, вновь сунув за пояс нож и томагавк, воин молча направился к тому месту скалы, которое хуже всего просматривалось с занятых врагами берегов реки. Там он помедлил, многозначительно указал на расстилавшийся внизу лес, промолвил несколько слов на родном языке, словно определяя намеченный им путь, прыгнул в воду и скрылся с глаз наблюдателей этой сцены, взволнованно следивших за каждым его движением.
Разведчик задержался, чтобы перемолвиться с великодушной девушкой, а она облегченно вздохнула, убедившись, что речь ее возымела действие.
– — Мудрость дается иногда не только старикам, но и молодым,— сказал он.— Совет ваш мудр, чтобы не сказать больше. Если вас,— я имею в виду тех, кого сочтут нужным временно пощадить,— уведут в леса, заламывайте по дороге веточки на кустах и старайтесь оставлять как можно больше следов. И если человеческий глаз сможет их углядеть, у вас, не сомневайтесь, найдется друг, который не расстанется с вами, даже если ему придется для этого идти на край света.
Соколиный Глаз сердечно пожал руку Коре, поднял ружье, грустно оглядел его, бережно отложил в сторону и подошел к месту, где только что исчез Чингачгук. На мгновение он повис, ухватившись за скалу руками, озабоченно оглянулся и с горечью бросил:
— Будь у меня порох, я никогда бы не допустил такого позора!
Затем он разжал руки, нырнул и тоже пропал из виду.
Все взоры обратились теперь на Ункаса, который стоял, прислонившись к неровной скале, и не
— Как видите, ваших друзей не заметили, и теперь они, наверно, уже в безопасности. Не пора ли и вам последовать за ними?
— Ункас остается,— невозмутимо ответил могиканин на своем ломаном английском языке.
— Чтобы сделать плен еще более ужасным для нас и уменьшить наши шансы на спасение? Ступайте, великодушный юноша! —продолжала Кора, опуская глаза под пылким взглядом могиканина и, вероятно, инстинктом почувствовав свою власть над ним.— Ступайте к моему отцу, к которому я уже послала остальных, и будьте самым моим доверенным посланцем. Скажите, чтобы он положился на вас и дал вам денег на выкуп его дочерей. Ступайте! Я так хочу! Я прошу вас, ступайте!
При этих словах твердое и решительное лицо молодого воина помрачнело, но колебания его кончились. Он беззвучными шагами прошел по скале и бросился в бурный поток. Оставшиеся, затаив дыхание, не сводили глаз с реки, пока голова его не показалась над водой далеко внизу. Затем Ункас набрал воздуха и снова нырнул.
Этот неожиданный и, по-видимому, успешный маневр отнял лишь несколько столь драгоценных теперь минут. Проводив глазами Ункаса, Кора повернулась к Хейуорду и дрогнувшим голосом промолвила:
— Я слышала, что вы тоже славитесь умением плавать, Дункан. Последуйте же примеру этих простых и верных людей.
– — Неужели Кора Манроу ждет именно такого доказательства преданности от своего защитника? — с печальной улыбкой отозвался молодой человек, и в голосе его прозвучала горечь.
— Сейчас не время для праздных препирательств и показного благородства,— возразила девушка.— Настала минута, когда каждый обязан понять, в чем состоит его долг. Оставшись, вы нам не поможете; уйдя, спасете свою жизнь для других, более близких вам людей.
Дункан промолчал и только посмотрел на прелестную Алису, по-детски беспомощно прижавшуюся к его руке.
— Подумайте,— продолжала Кора, после краткой паузы, во время которой, казалось, ее обуревало чувство еще более мучительное, нежели страх.— В самом худшем случае нам угрожает лишь смерть, а смерти в назначенный богом час не избегнет никто.
— Есть вещи пострашней смерти,— хрипло возразил Дункан, словно досадуя на ее упорство.— Но присутствие человека, готового отдать за вас жизнь, может отвратить даже их.
Кора прекратила уговоры и, закутав вуалью лицо, увела полубесчувственную Алису в самый дальний угол пещеры.
ГЛАВА IX
...Будь веселой
И разгони улыбкой облака,
Твое чело мрачащие.
Внезапный, словно по мановению волшебной палочки, переход от бурных событий боя к безмолвию, опять воцарившемуся вокруг, показался возбужденному воображению Хейуорда каким-то кошмарным сном. Хотя все действующие лица и подробности сцен, свидетелем которых он стал, глубоко запечатлелись у него в памяти, ему трудно было убедить себя, что все это произошло на самом деле. Не зная, какова судьба людей, вверивших свою жизнь бурному потоку, он долго прислушивался в надежде уловить какой-нибудь звук или сигнал тревоги, которые могли бы возвестить об успехе или неудаче рискованной затеи беглецов. Но он напрасно напрягал внимание: с исчезновением Ункаса последний след смельчаков пропал, и молодой офицер остался в полном неведении о дальнейшей участи лесных жителей.