Том 3. Радость нашего дома. Таганок. Девочка в бурном море. Оруженосец Кашка
Шрифт:
Володя почти час бродил по улицам Белого Ключа. Они заросли подорожником и одуванчиками. Даже в пыльных колеях упрямо торчали острые травинки. Было тихо и пусто. Прохожие встречались редко-редко. Только по тропинкам вдоль заборов сновали деловитые коты, а по дороге вереницами ходили белые утки.
На плетнях висели рыжие блестящие кринки и напоминали Володе о неприятности с корчагой. На одну из кринок неизвестно откуда взлетел тощий петух. Потоптался на шатком донышке, наклонил голову и одним глазом укоризненно уставился на незнакомого
– Пошел вон, дохлятина, – сказал ему Володя.
Петух оскорбленно заорал, захлопал крыльями и свалился в лебеду.
Улицы поселка сходились на площади. Впрочем, это место лишь называлось площадью, а на самом деле там был невысокий зеленый бугор. На нем росли редкие, наклонившиеся в разные стороны березы, а на самом верху стояла большая красная церковь без креста. Володя подошел и увидел синюю вывеску: «Клуб».
По обеим сторонам каменного крыльца стояли фанерные щиты для рекламы. На правом белела новая афиша: "Концерт артистов областной филармонии. Ю. Жаров, С. Шалимов, П. Пяткин – эстрадное трио.
Л. Чарский – оригинальный жанр. А. Якоби – песни советских и зарубежных композиторов…"
Все это было совсем неинтересно. Володя вздохнул и повернулся к левому щиту. Щит был пуст. На некрашеной фанере кто-то размашисто написал мелом: «Антипов! Когда кино привезешь?» А пониже виднелись нацарапанные кирпичом слова: «Антип – нахальный тип». Буквы были неровные. Видно, тот, кто писал, торопился ужасно.
Хорошо, когда надо торопиться. А Володе спешить было некуда. Хоть совсем не возвращайся в дом, где живет вредная лунолицая девчонка… Но он вернулся. Очень захотелось есть, да и все равно весь день бродить не будешь.
Он пришел в самый неподходящий момент! Во дворе разбирался вопрос о разбитой корчаге. Разбирала его бабушка. Надежда сидела на крыльце и равнодушно смотрела поверх забора. Дядя Юра у дверей сарая насаживал топор на топорище и внимательно слушал бабушкину речь.
– Корова бессовестная, неуклюжая! Глаза бы мои не глядели, – громким плачущим голосом говорила бабушка, но лицо ее было не жалобным, а суровым. – В чем я тесто буду ставить, а? Ну, в чем? А, молчишь? Нечего глазищами по небу рыскать, отвечала бы лучше! Думала, угощу мальчонку пирогом, а тут вон чего!
«Не до пирога уж, быть бы живу», – отметил про себя Володя. Он остановился в калитке, с опасением глядя на сердитую старушку.
– Обойдется он без твоего пирога, – сказала отвратительная Надежда и зевнула.
– Обойдется! Это ты обойдешься! Где я такую посуду найду? Ее в городе теперь не сыщешь! – Бабушка горестно склонилась над черепками. – Большая да крепкая была…
– Крепкая… – с презрением бросила Надежда. – Чего ж она с одного щелчка развалилась?
– Со щелчка! – вскипела бабушка. – Голову бы свою щелкала такими щелчками. Разбила и сидит, будто и дело не ее!
– Если кто-то думает, что я буду рыдать из-за разбитого горшка, то
– Горшка! – ахнула бабушка.
– Ну и фрукт же ты, Надежда, – подал голос дядя Юра. – Возьму я в одну руку твою косу, а в другую этот веник…
Надежда стрельнула глазами в его сторону и слегка напружинила ноги.
– Если кто-то думает, что меня можно догнать, так это просто смех.
– А если кто-то думает, что пойдет сегодня в клуб на концерт, так это просто хохот, – заключил дядя Юра.
– Ну и ладно, – заговорила
Надежда. – Подумаешь! Больно мне надо всяких фокусников смотреть… Будто я нарочно ее разбила! Ну и ладно, идите сами в свой клуб.
«Кислое дело, – подумал Володя. – Ждать дальше некуда».
Вздохнув про себя, он оттолкнулся плечом от калитки и заговорил:
– Врет ведь она, дядя Юра. Эту посудину я расколотил.
Дядя Юра воткнул насаженный топор в чурбак и распрямился.
– А, вернулся, – сказал он. – Ну как погулял?
– Нет, в самом деле я, – повторил Володя. – Из рогатки нечаянно. Я хотел в нее попасть. – Он мстительно кивнул в сторону Надежды. – Прицелился, а ее угораздило на ровном месте запнуться.
– Ишь ты, какое дело, – с интересом сказал дядя Юра. – А чего вы не поделили?
– Да так. Ерунда…
– Все одно, через нее это, – вмешалась бабушка. – Кто же это в хорошего человека станет из рогатки пулять?
Надежда поднялась и гордо ушла в дом.
Идти вечером в клуб она отказалась. Володя подумал и тоже не пошел. На концерт отправились дядя Юра и мать Надежды, которая вернулась с дежурства на почте.
Бабушка заняла у соседей корчагу и заводила на кухне тесто.
Володя вышел на крыльцо, не зная, куда себя девать. Надежда кормила кур. Она покосилась на Володю, хмыкнула и сказала:
– Заступник какой… Цып-цып-цып, жрите вы, прорвы… Больно мне надо, чтоб за меня заступались. Кажется, я никого не просила вмешиваться…
– Я не ради тебя вмешался, а ради собственной совести, – внушительно сказал Володя.
– Па-думаешь! Ради совести!
– Ты па-думай. Полезно, – ядовито предложил он и с беспокойством вспомнил, что разговор днем начинался так же и кончился печально. «Фиг с тобой, – решил Володя. – Буду молчать».
Надежда вдруг разогнала кур и сказала:
– Айда на пруд. Искупаемся.
– Мне не жарко, – сухо ответил Володя.
– Простудиться боишься?
– Да где там у вас купаться? Трясина кругом!
Он думал, что Надежда опять разозлится. Но она миролюбиво объяснила:
– Ты не туда ходил. Надо к плотине. Там вода прозрачная и дно с песком. Пойдешь?
– Ну пойдем.
Они шагали молча, потом завели отрывистый, но уже не сердитый разговор: «В этом доме у нас библиотека». – «Хорошая?» – «Да так…» – «Тихо у вас». – «Здесь не город». – «Конечно». – «Сейчас к тому же все в клубе». – «Ты зря не пошла». – «А ты?» – «Не хочется». – «И мне…»