Том 3. Собачье сердце (с иллюстрациями)
Шрифт:
— Из тюремного замку, — ответил слесарь, ибо он был умен.
4. МЕСЬЕ МАЙОРЧИК
— Ромуальд Майорчик, — представился молодой бритый, необыкновенного изящества человек, явившийся в сопровождении потертого человека в серой шинели и с пистолетом, — чем могу быть полезен?
— Очень приятно, — неуверенно отозвалась комиссия, — видите ли, вот касса, а труп потонул в меланхолии вместе с ключом.
— Которая касса? — спросил Майорчик.
— Как которая? Вот она.
—
— А где же теперь Золотая Фомка? — спросила комиссия, побледнев.
— В Москве, — ответил месье Майорчик и вздохнул, — ему еще два месяца осталось. Ничего, здоров, потолстел даже, говорят. Он этим летом в Батум поедет на гастроль. Там в Морагентстве интересную систему прислали. Германская, с двойной бронировкою стен.
Комиссия открыла рты, а Майорчик продолжал:
— Трудные кассы английские, дорогие товарищи, с тройным шифром на замке и электрической сигнализацией. Изящная штучка. В Ленинграде Бостанжогло, он же графчик Карапет, резал ее 27 минут. Рекорд.
— Ну и что? — спросила потрясенная комиссия.
— Векселя! — грустно ответил Майорчик. — Пищетрест. Они потом гнилые консервы поставили… Ну, что же с них получить по векселям? Ровно ничего! Нет, дорогие товарищи, бывают такие кассы, что вы, прежде чем к ней подойти, любуетесь ею полчаса. И как возьмете в руки инструмент, у вас холодок в животе. Приятно. А это что ж? — И Майорчик презрительно похлопал по кассе. — К-калоша. В ней и деньги-то неприлично держать, да их там, наверно, и нет.
— Как это — нету? — сказала потрясенная комиссия. — И быть этого не может. Восемь тысяч четыреста рублей должно быть в кассе.
— Сомневаюсь, — заметил Майорчик, — не такой у нее вид, чтобы в ней было восемь тысяч четыреста.
— Как это по виду вы можете говорить?
Майорчик обиделся.
— Касса, в которой деньги, она не такую внешность имеет. Эта касса какая-то задумчивая. Позвольте мне головную дамскую шпильку обыкновенного размера.
Головную дамскую шпильку обыкновенного размера достали у машинистки в месткоме. Майорчик вооружился ею, закатал рукава, подошел к кассе, провел по шву пальцами, затем согнул шпильку и превратил ее в какую-то закорючку, затем сунул ее в скважину, и дверь открылась мягко
— Восемь тысяч четыреста, — иронически усмехался Майорчик, уводимый человеком с пистолетом, — держи шире карман, в ей восемь рублей нельзя держать, а вы — восемь тысяч четыреста!
5. ЗАГАДОЧНЫЙ ДОКУМЕНТ
Действительно, никаких восьми тысяч четырехсот там не было. Потрясенная комиссия вертела в руках документ, представлявший собой угол, оторванный от бумаги. На означенном углу были написаны загадочные и неоконченные слова:
Map..
золот…
1400 р…
— Позвать эксперта, — распорядилась комиссия. Эксперт явился и расшифровал документ таким образом: Марта — такого-то числа… золотой валютой… 1400 рублей.
— Где же остальные семь тысяч? — стонала комиссия.
6. ТАЙНА ДОКУМЕНТА РАЗГАДАНА
У Хохолкова на квартире в старых брюках нашли вторую половину разорванного документа, и было на ней написано следующее:
«….уся, милая, бесценная,
….ая, целую вас
….аз и непременно приду сегодня вечером.
Ваш Хохолков».
Сложили обе половины. И тогда комиссия взвыла:
— Где же все восемь тысяч четыреста? Поганец труп, куда же он задевал профсоюзные деньги?! И куда он сам девался, и почему пожарная команда не может откопать его на дне местной реки?!
7. СТРАШНОЕ ЯВЛЕНИЕ
И вот в одну прекрасную ночь ревизионная комиссия, возвращаясь с очередной ревизии, столкнулась в переулке с человеком.
— С нами крестная сила! — воскликнула комиссия и стала пятиться.
И было от чего пятиться. Стоял перед комиссией человек, как две капли похожий на покойного Хохолкова. Вовсе он не был посиневшим и не распух…
— Позвольте, да ведь это Хохолков!
— Ей-богу, это не я! Я просто похож, — ответил незнакомец, — тот Хохолков потонул, вы про него и забудьте. Моя же фамилия — Иванов, я недавно приехал. Оставьте меня в покое!
— Нет, позволь, позволь, — сказала комиссия, держа Хохолкова за фалду, — ты все-таки объясни: и у тебя родинка на правой щеке, у тебя глаза бегают, и у Хохолкова бегают. И пиджак тот самый, и брови те же самые, только кепка другая, ну, так ведь кепка же не приклеенная к голове. Объясни, где восемь тысяч четыреста?!
— Не погубите, товарищи, — вдруг сказал незнакомец хохолковским голосом и стал на колени, — я вовсе не тонул, просто бежал, мучимый угрызениями совести, и вот ключ от кассы, а восьми тысяч четырехсот не ищите, дорогие товарищи. Их уже нет. Пожрала их гадина Маруська, местная артистка, которая через день делает себе маникюр. Оторвался я от массы, дорогие товарищи, но, принимая во внимание мое происхождение…
— Ах ты, поросенок, поросенок, — сказала ревизионная комиссия, и Хохолкова повели.