Том 3. Стихотворения 1866-1877

Некрасов Николай Алексеевич

Автографы: 1) первоначальный набросок «О сердце бедное мое!..» — ГБЛ, ф. 195, п. 5763, л. 101 (см.: Другие редакции и варианты, с. 338, вариант «а»; опубликован: ПП 1974, с. 154); 2) новый вариант того же наброска в составе цикла под общим заглавием «Заметки» — ГБЛ, ф. 195, п. 5762, л. 42 об. (см.: Другие редакции и варианты, с. 339, вариант «б»; опубликован безотносительно к циклу: ПСС, т. I, с. 406, как набросок к циклу: ПССт 1967, т. II, с. 571); 3) первоначальные наброски второй элегии — ГБЛ, ф. 195, п. 5761, л. 85 об. (опубликованы с неточностями: ПСС, т. II, с. 591, с исправлениями: ПССт 1967, т. II, с. 571); 4) ранняя редакция третьей элегии — ИРЛИ, ф. 203, № 33, л. 1 (последняя строфа опубликована с пропусками: ПССт 1927, с. 557, в полном виде: ПП 1974, с. 160); 5) беловой автограф, с заглавием: «Три элегии (А. Н. Плещееву)», указанием: «Для „Складчины“» и другим строфическим членением, — ИРЛИ, P. Ill, оп. 1, № 1531, л. 1–2. Известна также корректура «Складчины», неправленная, с заглавием: «Три идиллии», — ИРЛИ, ф. 203, № 178, л. 4–5.

Завершение цикла датируется временем

подготовки и печати сборника «Складчина» — январем-мартом 1874 г.

«Три элегии» восходят к лирике Некрасова 1850-начала 1860-х гг., в частности к стихотворениям, посвященным А. Я. Панаевой. Первоначальный набросок «О сердце бедное мое!..», который впоследствии был использован в последней строфе первой элегии, возник в 1855–1856 гг. и должен был войти в цикл, состоящий из четырех стихотворений, из которых два имели заглавия — «Самому себе» (вариант: «Современному поэту») и «Влюбленному» (ПП 1974, с. 154–155). Цикл не был завершен. Образ «современного поэта» вошел в стихотворение «Поэт и гражданин» (см.: наст. изд., т. II, с. 5–13). Стихотворение «Влюбленному» было напечатано в сборнике «Стихотворения Н. Некрасова» (М., 1856). В 1861 г. возникло стихотворение «Отрывок» («О слезы женские, с придачей…»), впоследствии названное «Слезы и нервы», а затем использованное в первой элегии (ст. 1–8). К 1861 г. относятся также наброски второй элегии. Третью элегию К. И. Чуковский датировал 1867 г. (ПСС, т. II, с. 719), основываясь на том, что ее ранняя редакция написана на одном листе с черновым автографом стихотворения «Зачем меня на части рвете…».

Алексей Николаевич Плещеев (1825–1893), которому посвящены «Три элегии», — поэт-петрашевец, сотрудник и секретарь редакции «Отечественных записок», сотрудничал ранее в «Современнике», помогал Некрасову в издательских делах. Плещеев посвятил Некрасову стихотворения «Маннвельтова неделя» (свой перевод из М. Гартмана, 1860) и «Новый год» (1861). О дружеских, взаимно уважительных отношениях с поэтом А. Н. Плещеев писал в некрологе Некрасова (БВ, 1877, 29 дек., № 334).

Еще до выхода в свет «Складчины» Некрасов 16 марта 1874 г. читал элегии в Купеческом клубе на вечере в пользу Литературного фонда (Некр. в восп., с. 379–380). В объявлениях о чтении цикл был озаглавлен «Любовь и злость» (см.: СПбВ, 1874, 15 марта, № 72; Г, 1874, 15 марта, № 72).

«Три элегии» были одобрительно встречены читателями и критикой. О стихотворении Некрасова сочувственно писали критик «С.-Петербургских ведомостей» (1874, 3 апр., № 90), И. А. Кущевский (Новости, 1874, 15 аир., № 43) и даже В. Г. Авсеенко, который выделил «Три элегии» из всех произведений Некрасова (РМ, 1874, 5 апр., № 90).

А. В. Никитенко находил «Три элегии» «прелестными». Он писал 13 апреля 1874 г. Некрасову: «Они („Три элегии“, — Ред.) доставили мне то высокое наслаждение, которое ощущаешь всегда, когда истинное, глубокое чувство в отзыве стройного и изящного слова коснется нашему сердцу. Это не новость, что Вы пишете прекрасные стихи и что в них протекает Ваша поэтическая струя. Но в тех стихах, которые теперь передо мною, истинное и глубокое чувство, прошедшее сквозь бури и тревоги жизни, возвысилось до идеальной прелести и чистоты. Это настоящая художественность» (ЛН, т. 51–52, с. 419).

Народническая критика встретила сборник «Складчина» сдержанно и стихи Некрасова не отметила (см.: Михайловский Н. А. Литературные и журнальные заметки. — ОЗ, 1874, № 4; Радюкин Н. <Шелгунов П. В.>. Литературная благотворительность. — Дело, 1874, № 4).

Вторая элегия («Бьется сердце беспокойное…») положена на музыку С. И. Танеевым, 1905; третья элегия («Разбиты все привязанности…») — К. Ю. Давыдовым, 1879, О. К. Клемом, 1879, Ц. А. Кюи, 1902.

Повторяю стансы страстные, Что сложил когда-то ей. — Некрасов посвятил А. Я. Панаевой многие стихотворения: «Так это шутка? Милая моя…» (1850), «Да, наша жизнь текла мятежно…» (1850), «Я не люблю иронии твоей…» (1850), «Мы с тобой бестолковые люди…» (1851) и др.

П.А. Ефремову («Взглянув чрез много, много лет…»)^*

Печатается по автографу ИРЛИ б, шифр: 18 1/2 (вклеен в экземпляр Ст 1873, т. I, ч. 1), датированному: «19 марта 1874».

Впервые опубликовано Д. П. Сильчевским: БВ, 1899, 1 авг., № 208.

В собрание сочинений впервые включено: Ст 1920.

Стихотворение является надписью на оборотной стороне портрета Некрасова, подаренного поэтом 19 марта 1874 г. Петру Александровичу Ефремову (1830–1907), известному библиографу и редактору ряда изданий произведений русских писателей. П. А. Ефремов, начиная с 1857 г., публиковался в «Современнике», а затем в «Отечественных записках», но сближение его с Некрасовым произошло в 1873–1874 гг., в пору совместной работы в редакционно-издательском комитете сборника «Складчина». В сборника приняли участие И. С. Тургенев, И. А. Гончаров, М. Е. Салтыков-Щедрин, Ф. М. Достоевский, Я. П. Полонский, А. Н. Майков и др.; Некрасов напечатал в нем свои «Три элегии», посвященные А. Н. Плещееву (см. выше, с. 449–451). Будучи одним из наиболее активных редакторов издания, Некрасов часто общался с П. А. Ефремовым как с секретарем комитета «Складчины», собиравшим сборник, наблюдавшим за общим ходом его печатания и ведавшим корректурами. Деловые отношения вскоре переросли в дружеские. 27 марта 1874 г., цитируя обращенную к нему стихотворную надпись на портрете, Ефремов писал Некрасову: «Не хочется уехать в Москву, не видав Вас. Скоро очень я к Вам „привык“, чтобы не сказать более, так что трудно будет дожидаться вторых „времен „Складчины““. Об них и об

Вас я действительно сохраню самое доброе воспоминание» (ЛН, т. 51–52, с. 267). Некрасов ответил ему в тот же день: «Хотел бы Вас видеть перед отъездом в Москву. Да и вообще не допускаю мысли, чтоб с окончанием „Складчины“ так всё и оборвалось». О роли Некрасова и Ефремова в издании «Складчины» см.: Теплинский М. В. Н. А. Некрасов и литературный сборник «Складчина». — О Некр., вып. 3, с. 249–265. В дальнейшем Некрасов и Ефремов сотрудничали также в комитете Литературного фонда. Их личные связи продолжались до последних дней поэта (Ефремов присутствовал 4 апреля 1877 г. на обряде венчания Некрасова с Зинаидой Николаевной, а незадолго до смерти поэта посылал ему на просмотр один из своих экземпляров напечатанных некрасовских стихотворений с рукописными дополнениями запрещенных цензурой мест — см. письмо Некрасова к Ефремову от 14–15 марта 1877 г., а также: Ловягин А. М. Из бесед с П. А. Ефремовым. — В кн.: Доклады и отчеты Русского библиографического общества, вып. 1. СПб., 1908, с. 5). Посвященный ему экспромт Ефремов собирался опубликовать в 1878 г. в № 3 «Русской старины» (в ЦГАЛИ сохранились гранки — ф. 191, оп. 1, № 498), но вместе с «Пророком» и двумя эпиграммами он был изъят по требованию цензуры (ЛН, т. 51–52, с. 269).

Уныние^*

Печатается по ПП, с. 19–24, с восстановлением пропущенных строф и исправлением в ст. 113 («попутных» вместо «спопутных») по беловому автографу.

Впервые опубликовано: ОЗ, 1875, № 1, с. 5–10, с сокращением и изменением строфы V, пропуском строф VI и VII и подписью: «Н. Некрасов» (перепечатано: ПП, без тех же строф, а также с пропуском строф X–XIV и с датой: «1875»; Р. б-ка, с восстановлением строф X–XIV по ОЗ).

В собрание сочинений впервые включено: Ст 1879, т. III; в полном виде — Ст 1920. В прижизненные издания «Стихотворений» Некрасова не входило.

Автографы: 1) варианты чернового автографа строф I–V, набросок продолжения строфы IV, наброски строф IV, VI, VII, VIII, наброски строф VI, IX, XI и XIII, первоначальная редакция строф VI–XIII, с датой: «5 июля», — ИРЛИ, ф. 206, № 36; 2) наброски строфы VI и окончания — ИРЛИ, ф. 203, № 29; 3) беловой автограф с пометой в начале рукописи: «Лука, 1874, июль 6-12» и датой: «13 июля», проставленной в конце, — ИРЛИ, ф. 203, № 37. Набросок продолжения строфы IV, половина строфы V и строфы VI–VII впервые опубликованы К. И. Чуковским в статье «Новонайденные творения Некрасова» (РСл, 1913, 11 дек., № 285).

Датируется 5-13 июля 1874 г. по автографам и составленному Некрасовым списку стихотворений, созданных им в 1874 г. (ИРЛИ, ф. 203, № 42).

Стихи написаны в Чудовской Луке, но воспроизведен в них пейзаж Грешнева, ярославского имения Некрасовых на Волге. Набросав в черновике текст, соответствующий первым четырем строкам (с тремя вариантами начала), Некрасов, вероятно, собирался после стиха «От юности готовьте ваш итог!» дать воспоминания о своем детстве, «суровой» отцовской школе, но затем отказался от этого экскурса в прошлое и взял из написанного отрывка «Но первые шаги не в нашей власти ~ Я выстрелю — и птица упадет» лишь строки, воспроизводящие состояние покинувшего столицу и соприкоснувшегося с родной природой поэта. Творческая история «Уныния» сложна. Как справедливо отмечалось в комментарии А. Б. Муратова (ПССт 1967, т. II, с. 676–677), при его создании Некрасов стремился выдержать равновесие «живописно-изобразительной и медитативной частей» в соответствии с поэтическим законом, сформулированным им на полях белового автографа «Уныния»: «Сравнение — поэзия, картина — поэзия, событие может быть поэтично, природа — поэзия, чувство — поэзия, а мысль — всегда проза, как плод анализа, изучения, холодного размышления, но не следует ли из этого, что поэзия должна обходиться без мысли? Дело в том, что эта мысль-проза в то же время сила, жизнь, без которых собственно и нет истинной поэзии. И вот из гармонического сочетания этой мысли-прозы с поэзией и выходит настоящая поэзия, способная удовлетворить взрослого человека, — и в этом задача поэта» (ПСС, т. XII, с. 105). Некрасов долго работает над строками о внутреннем разговоре с жестоким богом совести, но в конце концов приходит к выводу о нецензурности строк о «преступленье», которое таится в несчастной случайности, о «предательстве», которое он видит в «ошибке роковой» (возможно, что здесь заключен понятный читателю того времени намек на прочитанное ради спасения «Современника» стихотворение Муравьеву Вешателю); не более цензурны и строки о пути поэта между двух огней — то под судом «блюстителя порядка», то под судом неумолимого юношества. Видоизменив в «Отечественных записках» строфу V и выпустив строфы VI и VII, поэт снимает в «Последних песнях» заслоняющие лирические размышления картины народных бедствий, т. е. строфы X–XIV (ср. аналогичное мнение А. Б. Муратова). Сыграло, вероятно, роль и то, что «картинки», по определению А. А. Буткевич, были из «прелестных», живописных, но мрачных, и, следовательно, могли вызвать недовольство цензуры. «Относительно сокращения „Уныния“, — писала она С. И. Пономареву, — едва ли брат не имел в виду опять-таки цензуру. Вы не поверите, как страшно цензура теснила его в последний год его жизни. Боялась ли она влияния Некрасова на молодежь, которое действительно заметно возрастало?» (ЛН, т. 53–54, с. 175). В результате в «Последних песнях» остается энергичное лапидарное стихотворение, отражающее криззюное состояние души автора. Это стихотворение и в таком виде имеет право на самостоятельное существование. Но, как указывалось выше, уже в издании «Русской библиотеки» был восстановлен в возможных пределах его более широкий контекст. В «Последних песнях» сам Некрасов отметил цифрами пропущенные строфы. В настоящем издании публикуется поэтому весь текст «Уныния».