Итак, остается надеждана мертвых и молодых,на выдержавших проверкутлением на нетленность,и на веселую юность,могучую здоровенность,выдерживающую проверкудаже ногой под дых.А все остальные возрастыпроверку уже прошли.По старости ли, по хворости,по вялости — не подошли.Они не прошли проверкутак, как ее проходилимолодые и мертвые,мертвые и молодые.
«Мера наказания пророку…»
Мера
наказания пророкумере неприятия равна,если просто он болтал без прокуи никто не понял ни хрена.Если втуне факты и примеры,ссылки и цитаты пропадут,высшую пророк получит меру:все, пожав плечами, прочь пойдут.Остальное, в том числе и мука,означает: победил пророк,замолчать его никто не смог,и усвоена его наука.
ОБОСНОВАНИЕ ЭЛЕГИИ
И печаль — это форма свободы.Предпочел ведь еще Огаревстон, а не торжествующий рев,и элегию вместо оды.Право плача,немногое значадля обидчика —можно и дать, —в то же время большая удачадля того, кому нужно рыдать.И какие там ветры ни дуют,им не преодолеть рубежив темный угол,где молча тоскуют,и в чулан,где рыдают в тиши.
«С юным Пушкиным все в полной ясности…»
С юным Пушкиным все в полной ясности,и не существует опасности,что припишут ему неприязньк мятежу или богобоязнь.Поздний Пушкин дает основанияи для кривотолкования.Кое в чем — изменился действительно.Кое в чем — только дал предлог.Так что даже не удивительно,что втираются царь и боги что вежливые златоустыноровят понавешать иконв том углу, где было так пусто,где стоял лишь один Аполлон.
«Поэты похожи на поэтов…»
Поэты похожи на поэтов.Все. Кроме самых лучших.Прекрасный Надсон,снедаемый чахоткой благородной,овеянный златоволосым ветром, —похож.Некрасов, плешивый,снедаемый неблагородной хворью,похож не на поэта — на дьячка.В День Блока,когда закончились «Двенадцать»,и гул умолк,и музыка заглохла,и в дневнике писалось:«Сегодня я — гений»,—в этот деньон сразу постарел.Лицо — втянулось.Глаза — померкли.Плечи ссутулились.Блок перестал напоминать поэта.Позже усердный чтец поэтов(всех, кроме самых лучших),скульптороблагораживает им фигуры,спины разгибает,плечи рассутуливаети придает им вид поэтов(всех. Кроме самых лучших).
«Все примазываются к Ренессансу…»
Все примазываются к Ренессансу.Общий дедушка всех — Гомер.Не желая с этим расстаться,допускают обвес и обмер.Пушкин всех веселит и радует,обнадеживает, сулит.Даже тех, кто его обкрадывает,тоже радует и веселит.Как пекутся о генеалогии,о
ее злаченых дарахи мозги совершенно отлогие,и любой отпетый дурак.Героические речипроизносят все травести.Но не хочет никто от Греча,от Булгарина род вести.
«Выпив квасу из холодильника…»
Выпив квасу из холодильника —ледяной был квас,зубы ломил, —обличают всё:от будильникаи до спутника —век им не мил!Век,из изб,и пещер,и хижинперегнавший в отдельность квартир,на тебя троглодит обижен:обличает теплый сортир!
НЕЧАЕВЦЫ
Похож был на Есенина. Красивый.С загадочною русскою душойи «с небольшой ухватистою силой»(Есенин о себе). Точней — с большой.Нечаев… Прилепили к нему «щину».В истории лишили всяких прав.А он не верил в сельскую общину.А верил в силу. Оказалось — прав.— Он был жесток.— Да, был жесток. Как все.— Он убивал.— Не так, как все. Единожды.Росток травы, возросший при шоссе,добру колес не доверять был вынужден.Что этот придорожный столбик знал!Какой пример он показал потомкам!Не будем зверствовать над ним, жестоким!Давайте отведем ему аннал —Нечаеву… В вине кровавом том —как пенисто оно и как игристо —не бакунисты, даже не лавристы,нечаевцы задали тон.Задали тон в кровавой той вине,не умывавшей в холодочке руки,не уступавшей никакой войнепо цифрам смерти и по мерам муки.В каких они участвовали дивах,как нарушали всякий протокол!Но вскоре на стыдливых и правдивыхнечаевцевпроизошел раскол.Стыдливые нечаевцы не чаяли,как с помощью брошюр или статейотмежеваться вовсе от Нечаева.Им ни к чему Нечаев был, Сергей.Правдивейшим нечаевцем из всехбыл некий прокурор, чудак, калека,который подсудимых звал: коллега —и двое (или трое) из коллег.
«Тривиальность: все люди смертны…»
Тривиальность: все люди смертны —очень скоро придет на сменутривиальности: даже богкрестных мук избежать не смог.Место общее это бульвар.Каждый там хоть раз побывал.Самая большая банальность —это длящаяся реальность.Отступают оригиналыв тень и вслед за тем — в темноту,и выказывают анналыутомительную простоту.
«Стали старыми евреями…»
Стали старыми евреямивсе поэты молодые,свои чувства поразвеяли,свои мысли — охладили.Кто бродил Путями Млечными,верен был Прекрасной Даме,стали все недолговечными,а не вечными жидами.И акцент проснулся, Господи,и пробились, Боже, пейсыу того, кто в неба копотисовершал ночные рейсы.