Том 3. Время реакции и конситуционные монархии. 1815-1847. Часть первая
Шрифт:
Осуществление конституции. Должность наместника, дававшая право на титул высочества, была вверена Александром ветерану революционных и наполеоновских войн, генералу Зайончеку [102] . Адам Чарторыйский надеялся получить эту должность: его не утешило назначение просто членом государственного совета. Государственный совет принимал форму либо административного совета, либо общего собрания под председательством короля или наместника или первоприсутствующего члена. Правительственный совет состоял из шести министров (в него вошли почти все бывшие министры великого герцогства Варшавского) [103] . Наряду с советом стоял императорский полномочный комиссар: этот важный пост был доверен Новосильцеву, члену бывшего «Комитета общественного спасения» при Александре. Высшее командование войсками было поручено великому князю Константину. Фактически в правительство было назначено только двое русских — великий князь и Новосильцев, но один из них был братом царя, другой выдавался по своему характеру и уму, — и оба заняли господствующее положение, особенно ввиду старости и слабохарактерности наместника и официального устранения Чарторыйского.
102
Родился
103
То были: Игнатий Соболевский — первый министр, историк Матушевич — министр финансов, Мостовский — министр внутренних дел, Станислав Потоцкий — народного просвещения и культов, Томаш Варжецкий — министр юстиции, Вьельгорский — военный.
Великий князь Константин и польская армия. В 1815 году великому князю было 36 лет. Он был вылитый портрет своего отца, Павла I: внешне — так же несколько курносый; морально — с таким же нравом — причудливым, резким и грубым, но с проблеском великодушия, с внезапными проявлениями рыцарства. Константин участвовал в больших войнах: в швейцарском походе Суворова, в битве под Аустерлицем и в тяжелых кампаниях 1813 и 1814 годов. Не менее отца любил он все мелочи казарменной жизни и страдал страстью к военным смотрам — «парадоманией». Хотя он и был учеником Жомини [104] , но остался капралом. Получив от царя повеление организовать сначала польскую (позже литовскую) армию, Константин предался этому делу всей душой, вносил в него серьезные технические познания, терпеливый и упорный труд, вставал летом в 5, а зимою в 6 часов утра. Но успеху дела мешало его излишнее пристрастие к мелочам и недалекий ум. Он ввел в польских войсках тесные мундиры, короткие кафтаны, панталоны в обтяжку, так что солдат еле мог двигаться, и вдобавок к этому костюму — множество кожаной амуниции и высокие султаны; сократил до восьми лет воинскую повинность, что позволило ему значительно увеличить число людей, проходивших солдатскую выучку; создал артиллерию, выписав пушки и порох из России; снабдил варшавские арсеналы ружьями нового образца; создал школу подпрапорщиков для пополнения офицерских кадров. В сущности, великий князь добросовестно потрудился над созданием польской армии, которая и послужила делу восстания 1831 года. Он так близко принимал к сердцу свою роль защитника польской территории, что против русской крепости Тирасполя вооружил Бобруйск.
104
Знаменитый теоретик и историк наполеоновских войн; бригадный генерал, перешедший в 1813 году из войск Наполеона в русскую армию (швейцарец по происхождению). — Прим. ред.
За этот необыкновенный польский патриотизм поляки должны были бы обожать Константина. Но он возбудил ненависть мелочным деспотизмом, постоянным вмешательством в гражданское управление, подчеркнутым презрением к конституции. «Все, что является правилом, формой, законом, — писал Чарторыйский Александру, — поносится и — осмеивается… Он хочет во что бы то ни стало ввести в армии палочные удары и приговорил вчера солдата к этому наказанию, вопреки единодушным представлениям комитета» (1814). Между тем солдаты, которых великий князь наказывал палками, служили в армиях Французской республики и Наполеона. За неудачное учение он наносил кровные оскорбления офицерам и генералам. Вскоре число офицерских отставок и солдатских побегов увеличилось. Офицеры и унтер-офицеры кончали самоубийством. Наряду с грубостью у Константина — бывали проблески рыцарского великодушия. Однажды, оскорбив офицеров, он раскаялся, взял обратно свои слова и в качестве удовлетворения предложил дуэль. Не лучше, впрочем, относился он и к штатским, призывая к себе и распекая войтов и бургомистров, сажая под арест бургомистра города Варшавы, наказывая палками мещанина, обвиняемого в укрывательстве вора.
— Этот необузданный нрав несколько смягчился, когда после — развода с первой супругой, принцессой Кобургской, он 12 мая 1820 года женился на Иоанне Грудзинской, принадлежавшей старинной дворянской польской фамилии. Свадьба, состоявшийся два месяца спустя после развода, была совершена почти тайком в часовне замка. Но слухи о ней тотчас распространились по городу, и при выходе из дворца новобрачные увидели толпу народа, осыпавшую их приветствиями и благословениями. Поляки были польщены и в то же время успокоены, надеясь найти защитницу в молодой супруге князя. В самом деле, Иоанна Грудзинская, морганатическая, законная супруга великого князя, получившая вскоре титул княгини Лович, приобрела на него огромное влияние; это был «лев, укрощенный голубкою». Она иногда говорила ему: «Константин, надо сначала подумать, а потом действовать; ты же поступаешь как раз наоборот». Константин был самым нежным, самым покорным, самым покладистым мужем. Княгиня Лович знала о своем влиянии, и он доказал ей это самым очевидным образом, отрекшись ради ее руки от российского престола. Своим влиянием она пользовалась в интересах отчизны, так же как, разумеется, и в интересах мужа. Она не могла, однако, изменить настолько нрав последнего, чтобы его привычки не остались важным препятствием для правильного осуществления конституции.
Первый сейм (1818). 25 марта 1818 года Александр прибыл в Варшаву, чтобы председательствовать на первом из двухгодичных сеймов, предусмотренных конституцией. Он сам составил тронную речь, отвергнув все критические замечания, представленные его русскими советчиками, обеспокоенными в своем русском патриотизме. 27-го сенаторы и депутаты собрались в Замке, в сенатской зале. В числе депутатов — необычайное явление — находился великий князь Константин, только что избранный варшавским предместьем Прагой. Царь произнес по-французски тронную речь, в которой выразил надежды, возлагаемые им на конституцию, и в которой русские отметили следующее место: «Вы дали мне возможность показать моей стране, что я давно уже для нее готовлю, когда все элементы столь важного дела достигнут необходимого развития» [105] . Затем Александр дал общие указания относительно предстоящих законодательных работ: надлежало укрепить государственные финансы, провести конституционные начала во всех отраслях управления, организовать судебную часть, пересмотреть гражданское и уголовное законодательство, наконец, вотировать «законы, имеющие целью охрану наиболее драгоценных благ: безопасность вашей личности, безопасность вашей собственности и свободу ваших мнений». Прения по поводу конституции длились всего один месяц. Представление бюджета пришлось отложить, так как ресурсы и потребности нового государства были еще плохо изучены. Проект уголовного
105
Из рассказа, переданного старым князем Орловым ориенталисту Ханыкову (Исторический вестник, 1897), можно видеть, какое беспокойство овладело великим князем Константином и некоторыми русскими вельможами при мысли о предполагаемом введении конституции в России. См. франц. Le Temps, 28 июля 1897 года.
К несчастью, Александр был не такой человек, которому долго могла нравиться роль конституционного монарха; в силу тех же причин, которые заставили его навязать России режим аракчеевщины и обскурантизма, он скомпрометировал свое дело и в Польше. С другой стороны, его подданные на Висле далеко не закончили своего политического воспитания. В довершение всего, пробуждение национального чувства, поддерживаемое тайными обществами, делало для поляков невыносимой власть чужестранного государя. Они не отказались ни от мысли получить обратно части своей территории, уступленные Австрии и Пруссии, ни от требования, чтобы Александр уступил им — с риском восстановить против себя русское общественное мнение — Литву и украинские воеводства, не бывшие польскими ни по происхождению, ни по языку, ни по религии.
Выборы 1819 года для частичного обновления палаты депутатов сопровождались на сеймах резкой критикой правительства и горячей полемикой в газете Белый орел; было несколько случаев враждебных России выборов, как, например, избрание Вонавентуры Немоевского, брат которого Винцент был уже депутатом от Калиша.
Второй сейм (1820). Когда 13 сентября 1820 года открылся второй сейм, то в речи Александра, произнесенной при открытии, вновь сказалось влияние г-жи Крюднер в общих местах о христианской морали и влияние Меттерниха — в намеках на «пробуждение духа зла» в Европе. Со своей стороны, и представители нации выказали меньше уступчивости. В адресе сейма был намек на провинции, оторванные от королевства. Винцент Немоевский произнес речь, показавшуюся столь резкой, что председатель лишил его права участия в заседании. Правительственный проект об уголовном процессе, упразднявший присяжных, которые были введены наполеоновским Кодексом, был отвергнут большинством в сто семнадцать голосов против трех. Раздражение Александра было велико. Оно прорвалось в его речи при закрытии сейма 13 октября. Царь предлагал депутатам и общественному мнению добросовестно задуматься над тем, не «отдалили ли они дело восстановления отчизны, увлеченные иллюзиями, слишком обычными в наши дни». Сверх того, первому министру было поручено ознакомить поляков со следующей теорией Александра: будучи автором конституции, он один имеет право на ее толкование. Это был тезис Карла X в июле 1830 года.
После отъезда Александра борьба между министрами и общественным мнением обострилась. Лелевель, профессор виленского университета, открыл свой курс всеобщей истории; первые стихотворения Мицкевича воспламенили молодежь; Виленский, Варшавский и Краковский университеты, подобно германским; стали очагами национального духа. Новосильцев требовал преследования студентов. Великий князь заставлял студентов носить форменную одежду. Цензура свирепствовала по отношению к книгам и к театру почти так же жестоко, как в России. Наконец, конституция была открыто нарушена: не стало более ни выборов, ни сейма. Новосильцев нападал на Чарторыйского, подозреваемого в том, что он слишком поляк. Князь пробовал бороться; но в 1823 году подал в отставку, оставив все занимаемые им должности. Человек, добившийся от Александра автономии и конституции, удалялся в частную жизнь. С ним вместе, казалось, уходила сама душа королевства.
Тайные общества в Польше. Наиболее горячие польские патриоты группировались в тайные общества. Самое значительное из них было Национальное масонское общество, превратившееся впоследствии в Национальное патриотическое общество. Оно было основано учениками Домбровского [106] , князем Яблоновским, полковниками Кржижановским и Пронд-зинским. Отставной майор Лукасипский распространил его в армии. Дух этого общества виден из следующих слов устава: «Как велика твоя ложа? — Границами ей служат высокие горы, два моря и две большие реки». Именно таковы были границы старой Польши. Общество, основанное в Варшаве, вскоре распространилось за пределы королевства на польские центры трех соседних государств, участвовавших в разделах. Во главе общества стоял центральный комитет; общество разделялось на ложи первой и второй степени. В последних клятвы были определеннее, а язык резче. Члены одной ложи не знали ни членов других лож, ни членов центрального комитета, кроме одного доверенного на каждую ложу второй степени. Таким образом, общество было почти неуловимо. Немногие отдельные аресты не давали никаких сведений относительно общей организации. Один из арестованных офицеров, Дзвонковский, перерезал себе горло прежде, чем его успели подвергнуть допросу. Лукасинский и некоторые другие томились в казематах до 1824 года, когда были приговорены к заключению в крепости. Филаретам — обществу, возникшему среди вилекских студентов, — пришлось иметь дело с Новосильцевым; один из членов, Зан, был сослан в Сибирь. Другие, как Адам Мицкевич, были заключены в тюрьму в Вильне, потом разосланы по городам Российской империи. Национальное патриотическое общество пережило эти преследования. Оно вступило в сношения с русским Южным обществом; но, несмотря на тайные совещания, имевшие место в Киеве, а затем в Тульчине, общество не дало склонить себя на цареубийственные замыслы ни против великого князя Константина, ни против императора. Кроме того, среди членов общества существовали некоторые разногласия по вопросу о республике или монархии. Они сошлись только на идее единой польской отчизны, восстановленной во всей ее целости.
106
Домбровский умер в 1818 году, предсказывая, что Польша вскоре воскреснет с конституцией 3 мая 1791 года и с границами 1772 года.
Третий сейм (1825). Выборы в третий сейм были произведены еще в 1822 году. Александр не решался его созвать. 3 февраля 1825 года в Царском Селе он издал указ, уничтожавший публичность заседаний, за исключением первого (в день открытия сейма) и последнего (в день закрытия). Выборы братьев Немоевских были кассированы, — они были избраны вторично; тогда у Калишского воеводства было отнято право избирать депутатов. После этих новых нарушений конституции 13 мая Александр лично открыл сейм. Винцент Немоевский, приехавший, чтобы занять свое место, был арестован у варшавской заставы. В тронной речи Александр заявил, что, откладывая открытие сейма, он хотел дать время установиться мнениям и улечься страстям. Февральский указ имел целью подавить «зародыш смут». Сейм принял все проекты правительства почти без прений.