Том 4. Белая гвардия, Дни Турбиных (с иллюстрациями)
Шрифт:
Елена. Я бы за тебя, Витенька, не вышла…
Мышлаевский. Ну и не надо. Я тебя и так люблю, а сам я по преимуществу человек холостой и военный, люблю, чтобы дома было уютно, без женщин и детей, как в казарме.
Николка. Портянки чтобы висели…
Мышлаевский. Попрошу без острот! Ларион, наливай!
Шервинский. Погодите, господа! Не пейте это вино. Я вам шампанского налью. Вы знаете, какое это винцо. О-го, го, го! (Оглянувшись на Елену, увял.) Обыкновенное Абрау-Дюрсо. Три с полтиной бутылка. Среднее винишко!
Мышлаевский.
Шервинский. Что за шутки, я не понимаю…
Елена. Виктор, что же ты не выпьешь шампанского?
Мышлаевский. Спасибо, Леночка, я лучше водки сперва выпью. Ларион, скажи им речь, ты поэт!
Студзинский, Николка. Речь, правильно!
Лариосик. Я, господа, право, не умею, и, кроме того, я очень застенчив…
Мышлаевский. Ларион, говори речь!
Лариосик. Что ж? Если обществу угодно, я скажу. Только прошу извинить, ведь я не готовился. Мы встретились в самое трудное и страшное время, и все мы пережили очень, очень много, и я в том числе. Я, видите ли, перенес жизненную драму, и мой утлый корабль долго трепало по волнам гражданской войны…
Мышлаевский. Очень хорошо про корабль. Очень…
Студзинский. Тише!
Лариосик. Да, корабль… Пока его не прибило в эту гавань с кремовыми шторами, к людям, которые мне так понравились. Впрочем, и у них я застал драму… Елена Васильевна, я сервиз куплю вам, честное слово!
Елена. Ларион, что вы?
Лариосик. Впрочем, не стоит вспоминать о печалях. Время повернулось. Вот сгинул Петлюра… Мы живы и здоровы… Все снова вместе… Я даже больше того, вот, Елена Васильевна, она тоже много перенесла и заслуживает счастья, потому что она замечательная женщина…
Мышлаевский. Правильно, товарищ! (Выпивает рюмку водки.)
Лариосик. И мне хочется ей сказать словами писателя: «Мы отдохнем, мы отдохнем!» [98]
98
«Мы отдохнем, мы отдохнем!» — слова Сони из пьесы А. П. Чехова «Дядя Ваня».
За сценой глухой и грузный пушечный удар, за ним другие.
Мышлаевский. Так. Отдохнули! Пять, шесть, девять…
Елена. Неужели бой опять?
Шервинский. Знаете что? Это салют!
Мышлаевский. Совершенно верно: шестидюймовая батарея салютует.
Николка. Поздравляю вас, в радости дождамшись. Они пришодши, товарищи.
Мышлаевский. Ну что ж? Не будем им мешать, как справедливо сказал уважаемый диктор. Тащите карточки, господа. Кто во что, а мы в винт. Буду у тебя, Алеша, сидеть сорок дней и сорок ночей, пока там все не придет в норму, а за сим поступлю в продовольственную управу. Жених, ты будешь?
Шервинский. Нет, благодарю.
Мышлаевский. Впрочем, конечно, тебе не до винта. У меня пиковая девятка.
Лариосик. У меня, конечно, тоже пики.
Мышлаевский. Сердца наши разбиты. Ничего, не унывай. Доктор, прошу. Капитан! Черт, у всех пики. Николка, выходи!
Николка выходит и зажигает елку, потом берет гитару.
Вот здорово! Черт, уютно!
Николка. Как в казарме!
Мышлаевский. Попрошу без острот!
Лариосик. Огни, огни…
Студзинский. Сыграйте, Никол, вашу юнкерскую песню на прощание!
За карточный стол усаживаются Студзинский, Мышлаевский, Лариосик и Алексей.
Мышлаевский. Только не громко, а то влетит вам по шапке за юнкерские песни. (Тасует карты.)
Николка(напевает). Вставай, та-там, тата-там-та.
Мышлаевский. Вставай! Только что уютно сел, и опять вставай. Нет уж, я не встану, дорогие товарищи, как я уже имел честь доложить! Меня теперь хоть клещами отдирай! (Сдает карты.)
Елена. Николка, спой «Съемки».
Николка(поет, выходя с гитарой к рампе).
Прощайте, граждане, Прощайте, гражданки, Съемки закончились у нас… Гей, песнь моя, Любимая… Бутылочка, бутылочка казенного вина!За сценой начинается неясная оркестровая музыка, странно сливается с Николкиной гитарой.
Елена. Идут! Леонид, идут!
Убегает с Шервинским к окну. За ломберным столом подпевают Николке.
Николка.
Уходят и поют Юнкера гвардейской школы, Их трубы, литавры, Тарелки звенят… Граждане и гражданки Взором отчаянным вслед Юнкерам уходящим глядят…Лариосик. Господа, слышите, идут! Вы знаете, этот вечер — великий пролог к новой исторической пьесе…
Мышлаевский. Но нет, для кого пролог, а для меня эпилог. Товарищи зрители, белой гвардии конец. Беспартийный штабс-капитан Мышлаевский сходит со сцены; у меня пики.
Сцена внезапно гаснет. Остается лишь освещенный Николка у рампы.
Николка.
Бескозырки тонные. Сапоги фасонные…