Том 4. Белая гвардия, Дни Турбиных (с иллюстрациями)
Шрифт:
Играют. Елена входит.
Алексей. Что ты бродишь там одна, Лена? Иди к нам.
Мышлаевский. Лена ясная. Брось тоску. Ползи к нам.
Елена. Да я нисколько не тоскую. Холодно у нас.
Николка. Я сейчас подброшу дров. Тут такая игра…
Мышлаевский. Ну, эта наша будет.
Студзинский. А эта наша.
Елена
Мышлаевский. Вам сдавать.
Лариосик сдает. Закрывается дверь и винтующие исчезают.
Елена(одна в передней). Уехал. Как? Уехал.
Шервинский(внезапно появляется в передней). Кто уехал?
Елена. Боже мой! Как вы меня испугали, Шервинский. Как же вы вошли без звонка?
Шервинский. Да ведь дверь не заперта. Прихожу, все настежь. Позвольте вам вручить. (Вынимает из бумаги громадный букет.)
Елена. Сколько раз я просила вас, Леонид Юрьевич, не делать этого. Мне неприятно, что вы тратите деньги.
Шервинский. Деньги существуют на то, чтобы их тратить, как сказал Карл Маркс. Позвольте снять бурку. Я так рад, что вас вижу, так по вас соскучился. Я так давно вас не видал.
Елена. Если память мне не изменяет, вы были у нас вчера.
Шервинский. Ах, Елена Васильевна, что такое вчера? (Снимает бурку, остается в великолепной черкеске «гетманского конвоя».) Ну, вот-с. Итак, кто же уехал?
Елена. Владимир Робертович.
Шервинский. Куда?
Елена. Какие дивные розы… В Берлин.
Шервинский. В Берлин? И надолго?
Елена. Месяца на два.
Шервинский. На два месяца! Да что вы! Ай-ай-ай! (С радостной физиономией.) Печально, печально.
Елена. Вы не светский человек, Шервинский.
Шервинский. Я не светский? Позвольте, почему же? Нет, я светский. Просто я, знаете ли, расстроен. Так расстроен. Просто можно сказать — подавлен. До глубины души.
Елена. Лучше скажите, как ваш голос.
Шервинский(у рояля). Мама… мия… мии… «Он далеко и не узнает… Он… да… он… да-а-а… Он далеко и не узнает…» В хорошем голосе. Ехал к вам на извозчике, думал, что голос сел, а сюда приезжаю, оказывается — в голосе.
Елена. Единственно, что в вас есть хорошего, это голос и прямое ваше назначение — оперная карьера.
Шервинский. Кой-какой материал есть. Вы знаете, Елена Васильевна, я однажды пел эпиталаму из Нерона. Там вверху, как вам известно, «фа», — а я взял «ля» и держал девять тактов.
Елена. Сколько?
Шервинский.
Елена. Что же потом было?
Шервинский. Отравилась цианистым калием.
Елена(расхохоталась). Ах, Шервинский! Это у вас болезнь, честное слово. Ну идемте. После ужина проаккомпанирую…
Шервинский. Елена Васильевна… минутку… Итак, он, стало быть, уехал. А вы, стало быть, остались…
Елена. Пустите руки. (Открывает дверь к Алексею.) Господа, Шервинский.
Все. А-а!
Шервинский. Здравья желаю, господин полковник.
Алексей. Здравствуйте, Леонид Юрьевич, милости просим.
Шервинский. Виктор, почему это ты в чалме? Жив, ну и слава Богу.
Мышлаевский. Здравствуй, адъютант.
Шервинский. Мое почтенье, капитан.
Студзинский. Здравствуйте!
Алексей. Позвольте вас познакомить.
Николка. Наш кузен из Житомира.
Шервинский. Ея [104] Императорского Величества Лейб Гвардии Уланского полка, поручик Шервинский.
Лариосик. Ларион Суржанский. Душевно рад с вами познакомиться.
Мышлаевский. Да вы не приходите в такое отчаяние. Бывший лейб, бывшей гвардии, бывшего полка.
104
Ея Императорского — тек в рукописи, так необходимо и оставить. Шервинский щеголяет этим.
Елена. Господа, бросайте карты.
Алексей. Двенадцать. Господа, садимся — а то ведь завтра вставать рано.
Шервинский. Ух, какое великолепие. По какому случаю пир, позвольте спросить?
Николка. Последний ужин дивизиона. Завтра выступаем, господин поручик.
Шервинский. Ага!
Студзинский, Шервинский, Николка. Где прикажете, г-н полковник?
Алексей. Где угодно. Прошу. Леночка, будь хозяйкой.
Усаживаются.
Шервинский. Итак… стало быть… он уехал… а вы… остались.
Елена. Шервинский, замолчите.
Мышлаевский. Леночка, водки пьешь? [105]
Елена. Нет, нет, нет.
Мышлаевский. Ну, тогда белого вина.
Студзинский. Вам позволите, господин полковник?
105
Так в рукописи.