Том 4. Ход белой королевы. Чаша гладиатора
Шрифт:
Ремка снова пытался, как говорится, занять площадку – он уже всем надоел. И теперь едва он что-нибудь принимался рассказывать, как все кричали:
– Знаем, знаем, это уже рассказывали! Сто раз уже! Это про пьяного. Знаем! Это, как он жене объяснял, что пришел вовремя, еще рано, только десять часов, а на башне как раз пробило час ночи. А он говорит: «Они же нолик бить не могут». Да, про это?
И, к досаде Ремки, собирался он рассказать действительно про это.
Зато Пьер оказался на высоте положения. Он рассказывал один анекдот за другим, и никто еще до него не слышал их.
– Один богатый
Тут Пьер торжествующе обвел всех взором и увидел, что хотя не все хорошо поняли, какие это купоны положил купец, но все слушают с полной готовностью немедленно расхохотаться, как только можно будет. Девчонки уже зажимали руками рты, боясь прыснуть слишком громко, а мальчишки даже дыхание задержали.
– И вот подходил, значит, банкирг и говоргил: «Банкиргы всегда должны быть честными, и я тоже должен сдергживать свое слово», – и поклал в гргоб чек на трги тысячи, а две тысячи денег бргал из гргоба обргатно, как себе сдачу. Хитргый какой, да?
Все очень смеялись. Только Сеня, отсаженный на этот раз в далекий от виновницы торжества и ее подруги угол, мучительно вспоминал, где и когда он слышал или читал историю, которую так бойко рассказывал Пьер.
– Одну девушку, которгая нанималась в горгничные, спргашивали, – бойко и заученно выговаривал тем временем Пьер: – «Вы поступили на службу?» Она говорит: «Нет, очень уж это бедные люди». – «Да кто вам это сказал?» – «Да как же, – говоргила она, – пришла я наниматься и вижу, там две баргышни…»
– Знаю! – вдруг закричал Сеня. – «Две барышни сразу на одном пианино играют». Они в четыре руки упражнялись.
– А ты успел знать уже… – сердито протянул Пьер. – Так хоргошо не полагается. Надо сргазу говоргить, если кто успел уже знать.
– Правильно, правильно! – закричали все. – Это не по правилам! Надо сразу говорить.
– Он один знает, а всем другим мешает. Всегда так. Вот уж у вас с Суриком привычка, – сказала Мила. – Ну, расскажи, Пьер, еще что-нибудь.
– Расскажи-ка еще, Пьер, про запах дыма, – сказал Сеня.
Он теперь вспомнил, где давно уже читал все анекдоты, которыми развлекал сейчас общество Пьер. Как-то еще в прошлом году он нашел на комоде у квартирной хозяйки Милицы Геннадиевны старую книгу в коричневом, по углам как будто обглоданном, замахрившемся переплете и со странным названием «Опытный домашний секретарь-наставник, заключающий в себе полный самоучитель к составлению всевозможных образцов писем на все случаи частной и общественной жизни: поздравительные, утешительные, рекомендательные, пригласительные, благодарственные,
После этого Сеня уже окончательно потерял веру в «Домашнего секретаря-наставника». Но в конце книги оп обнаружил раздел, который сразу же привлек внимание, суля и заманчивые возможности. «Фокусы и анекдоты для светского общества» – назывался этот раздел. Достаточно было, как заверяла книга, изучить фокусы, запомнить анекдоты – и Сеня мог бы стать в любом обществе его душой, неотразимым властителем умов и покорителем сердец. Правда, и тут его ждало разочарование. При дальнейшем и более внимательном ознакомлении с ники фокусы оказались либо невыполнимыми, либо совершенно неподходящими для демонстрации их в том обществе, в каком большей частью приходилось вращаться Сене Грачику. Ну на самом деле!
Разве не странным был такой рекомендованный «Наставником» фокус:
«Как застрелить на лету ласточку и снова оживить ее? Взявши ружье, объяснял „Секретарь-наставник“, – зарядить его обыкновенным порохом. Вместо же дроби употребите половину заряда ртути… (Не так-то легко принести на вечеринку ружье, да еще зарядить его ртутью!) при выстреле нет надобности метиться прямо в ласточку, так как для нее достаточно одного испуга, чтобы она упала, но тем не менее надо все-таки стараться так, чтобы ласточка во время выстрела летела от вас сравнительно близко. (А как это можно стараться, чтобы ласточка летела близко? И если вообще ласточка не прилетит?) Затем, когда ласточка упадет, то ее тотчас надо поднять, подержать несколько минут в руках, до тех пор пока она очнется, и тогда уже представить ее зрителям живую и невредимую».
А вдруг она упадет и разобьется? Что тогда?.. Нет, не годились эти фокусы для Сени Грачика и его общества. Зато анекдоты, хотя они и сообщали о каких-то странных господах Н. Н. и пахли, как и вся книга, старым сундуком, мышами и нафталином, все же запомнились Сене. И вот теперь эти-то анекдоты и рассказывал Пьер, которому, Видно, когда-то тоже попал в руки старый «Домашний секретарь-наставник».
После бестактной выходки Сени, испортившей настроение парижскому гостю, некоторое время длилась неловкая пауза.
– Давайте споем что-нибудь! – предложил кто-то.
– А ты «Карманьолу» – слова – знаешь? – спросил у Пьера Сурен. – «Эх, спляшем „Карманьолу“, пусть гремит гром борьбы!..»
Но Пьер не знал слов «Карманьолы».
Зато он знал песенку Монтана «Большие бульвары», которую много раз передавали по радио. Мила сейчас же села к пианино и оглушительно громко заиграла всем знакомую мелодию. Сеня украдкой посматривал на Ксану и затаенно страдал за нее: она тоже училась музыке, но почему-то никогда так громко не играла. И все запели: «Как хорошо в вечерний час пройтись кольцом Больших бульваров лишь хотя бы раз». Все пели по-русски, а Пьер на настоящем французском языке. Вот это было очень здорово!