Том 4. Маски
Шрифт:
— Она, встретясь со мною и узнав… — неотчетливо, с тиком шуршала мадам, — обратилась ко мне: в результате чего, — вы мой гость, адъютант Сослепецкий! И то, что отсюда — ответственно; наше свидание в присутствии вас, господа, — она клюнула, — как представителей армии и комитета, — и, — клюнула, — есть неизбежное дело, поскольку задеты; честь родины, — эй, не мешайте, читатель, — и доблестных наших союзников!
Нет уж, читатель, — вы — не приставайте; и коли не слышно нам с вами, так это нарочно мной сделано (я — режиссер, — знаю лучше течение драмы); давать результат прежде паузы — это ж десерт вместо супа; чем
А мадам Тигроватко из черных теней упорхнула; и — снова на цыпочках, кралася, с крокусом красным в руках, балансируя веером, чтоб, став в портьере, прислушиваться.
Вот кусочек диванной: гранаты, пестримые смурыми мушками, — стены; портьеры, как гарь от ковров: желто-пепельных, бархатных, точно курящихся дымом; и — скатерть; и вазы оранжевый высверк; стоят офицеры; и кто-то еще с ними рядом…
— Довольно: они у Сэднамена, — рядом, — и вышла из тени, всперив на коленях свой веер.
— Да, вспомнила; вот, — подавала (казалось, что — в мрак) свой цветок:
— Если с да, выходите с ним; нет, — его бросите… Сядете — тут; — хлоп по пуфику, — тут будет видно; мы — там, — на гостиную ткнула…
— Вы — тут: — так вот все разместимся… Месье, — же ву лесс! [32]
Кок и цок: офицеры; но — мимо них — козьим галопом, с подхлопом в ладоши: за Джулией.
Вывлекши пеструю Джулию, длинную дылду с пухлявым лицом, и взвертев, и встрепав ее — толк: к Сослепецкому:
32
Месье, — же ву лесс! (фр.)— Господа, оставляю вас!
— Сами знакомьтесь… Опять позабыла: вы с фронта же… Ну? Что?… Как? Дух?
— Худ!
Мадам Тигроватко за это — боа: по плечу.
— Полисон [33] .
Вдруг:
— О, — все равно, — встрях черной шапки волос, — только б эти шинели на нас не глядели.
К передней: в пролет:
— Аделина же!..
— Лина же!..
— Чай; пети-фур, фрукты.
— Что?
Плекс и треск.
33
Полисон (фр.)— шалун.
— Вот история, — заиготал Пшевжепанский.
— В лоб — молотом: эта действительность переросла всякий бред, — тер висок Сослепецкий, страдая мигренью (с бессонницы).
Неудивительно: два дня назад — треск разрывов, тела окровавленные; как снег на голову, поручение Ставки: в Москву; ночь в вагоне; в итоге же бред; что же, эта гостиная, может быть, поле сражений особых, ухлопавшая все сражения, все достижения наши.
Звонок.
Бородою просунулся в двери
Передняя полнилась вздохом и звуками трех голосов; вот контральто:
— А… вля… ме вуаля… [34]
В Тигроваткины руки — она: мадмуазель де-Лебрейль; вид — малэз [35] ,
А баритон еще мемькал в передней:
34
А м'е вуаля (фр.). —А вот и я.
35
малэз (фр)— расстроенный.
36
малинь (фр.) —боевой.
— Мме… даа… мэн… Седаамэн… — почти что экзамен.
Читатель! Дабы избежать постоянных упреков в новаторстве, — принципам старых романов Тургенева я отдаюсь, от себя самого отступая в традицию повествования; пишут: «пока наш герой, вздернув фалду, садится, последуем мы в его детство и отрочество»; дальше — десять страниц; терпеливый герой, вздернув фалду, — присев, но не сев, — ждет, чтоб… «Уф!» И тогда только автор:
— Сел!
Впрочем, герои такие, помещики, много досуга имели.
Сэднамен — экзамен; верней — у Сэднамена.
И половине Москвы, бывшим слушателям (или — «ельницам»), ставшим известными деятелями, оставался Сэднамен экзаменом; но, — говорили еще: Се-ре-да-мен (зачет у Сэднамена по середам), прибавляя: сед-амен, сед-амини, сед-аминисти, — глагол: от сидеть.
Таков он — четверть века; усы той же стрижки; пробор четверть века, прямой, — волос, черных прямых; тот же галстух; никто никогда не видал «Середамена» — в смокинге, фраке, визитке или в пиджаке: в сюр-ту-ке!
Вот — Сэднамен.
Трудов нет. Речи тихие. Тихо подписывал, то, что уже прописалось: не лез, но — видался: в собраниях, на заседаниях, съездах, концертах, премьерах; профессорски руку жал, т. е. — с достоинством тихим; так: выжав себе тихий вес, досидится до кресла, до а-ка-де-ми-че-ско-го!
В растяжении слов, лекций, мысли — карьера.
Традиции — соблюдены; он — представлен, просерый и стертый, — под жухлые пятна ковров; отирая усы, он прикладывался к Тигроваткиным пальчикам:
— Дома покоя нет — от милой барыньки; мы вот сидели и пили бордо, а нас барынька на… на файф-клок.
И руками развел: в пятна серые сел.
Сослепецкий, замерзнувши в правом углу, Пшевжепанский же — в левом, приструнились, за аксельбанты схватясь, как держа караул в императорской ложе:
— Э бьен… [37]
— и цилиндром опущенным, сжатым в руке, изогнувшейся, бронзовою бородой, точно в отблесках пламени рыжего, мягко просунулся в двери Друа-Домардэн; позой сжатый, как крепким корсетом, он переступил, став в пороге, вперяяся в древнее выцветом серо-прожухлое золото.
37
Э бьен (фр.). — И вот.