Том 4. Очерки и рассказы 1895-1906
Шрифт:
— А вот я вас с версты с завтрака поставлю… Как в день-то придется рублика по два на человека, тогда небось интереснее будет.
— Неужто по два придется?
— Неужли врать стану? В нашем деле хоть лопатой греби деньги: только умей…
— Это ничего бы…
Прибежал техник и тихо сообщил инженеру, что Вальнек и врет немилосердно, да и вообще никакого представления о деле не имеет.
— Еремин, веди линию так, примерно на сотенный подъем, на поворотах я потом сниму
— Да чего же? и я сниму, — угрюмо ответил Еремин.
— Только не наври…
Еремин не удостоил ответом уходившего инженера.
Вальнек совершенно растерянно шел за цепью, кричал до хрипоты, был весь в поту, отмахивался руками и книжкой от комаров, смотрел с ужасом на свои окровавленные руки от раздавленных, напившихся его же кровью комаров, щупал волдыри и путал, путал и путал.
— Стойте! — грубо остановил его инженер.
Голос Вальнека, оравшего на рабочего, оборвался на полуноте.
Рабочие с любопытством положили цепь, бросили колья, смотрели на инженера и вполголоса, так, чтоб он слышал, делились впечатлениями о бестолковых распоряжениях Вальнека.
— Зевает, зевает, а ничего по делу не растолкует… Точно с цепи сорвался.
— Сбил на вовсе… Вишь, народ точно не свой стал…
— Разыскал же этакого…
И рабочий равнодушно сплюнул. Вальнек озабоченно ласково, с затаенным страхом смотрел на инженера.
— Послушайте! Что ж это у вас такое, — говорил инженер, всматриваясь в линию зигзагами набитых кольев, — это, по-вашему, прямая?
Вальнек встал около инженера, внимательно уставился в линию и проговорил:
— Вот тот кол надо вправо подвинуть.
— Кой черт тот, — заорал инженер. — Тут ни одного кола нет верного!
Вальнек мрачно смотрел на ряды своих кольев.
— Да вы даже не понимаете, что такое прямая линия?!
— Господин инженер, я понимаю, что такое прямая линия, но я не вижу… у меня глаза плохи стали.
— Так на что же вы надеялись?! Я вам, что ли, свои глаза дам?!
— Али не вы, но я разумел…
— Что вы разумели?! Что вам позволят здесь валять дурака?!
Вальнек усердно давил наседавших на него комаров.
— Вы не можете работать…
— Господин инженер, — взмолился Вальнек.
— Послушайте, господин Вальнек, идиот вы окончательный, или что-нибудь, наконец, понимаете?! Вы понимаете, что то, что вы делаете, — ерунда, бессмысленная ерунда, бол-ва-н вы!
— Али-то зачем же так пан инженер перед рабочими…
— Да как же тебя не ругать?! Ведь ты едешь за три тысячи верст и врешь, что знаешь свое дело. Мало того, что ты денег стоишь, ты время отнял, понимаешь ли ты, глупая твоя мо-о-рда, понимаешь?!
Инженер дрожал от бешенства
— Животное! Где я теперь здесь в трущобе буду искать вместо тебя человека?!
Вальнек быстро отошел и сел на срубленный пень. Инженер постоял несколько мгновений и проговорил упавшим голосом технику:
— Ведите пикетаж, — я пойду с нивелиром.
— С начала?
— Да, конечно.
Рабочие, техник и инженер возвратились назад.
Работа быстро закипела в искусных руках. Техник с своим отрядом уже прошел мимо все сидевшего Вальнека.
Показался и инженер.
— Господин инженер… простите… не сердитесь… Я сам вижу, что действительно… Ну, я думал, что мои глаза еще могут… ну, что же, ну я сам вижу, что ослеп… ну, что ж? ну, несчастье… Позвольте мне нивелировать…
— Да ведь вы не умеете же.
— Умею, господин инженер…
Инженер, установив нивелир, навел его на рейку и проговорил, обращаясь к Вальнеку:
— Прочтите.
Вальнек прочел.
Инженер повернул трубу к другой рейке. Вальнек опять прочел.
— Десять лет нивелировал.
— Не совсем верно, — сморщился инженер, поверяя чтение Вальнека, но, подумав, проговорил, пожимая плечами: — Попробуйте.
Инженер ушел, крикнув:
— Завтракать!
Совершенно разбитый и усталостью, и комарами, и нравственным потрясением, Вальнек с наслаждением пошел к своей корзине, в которую племянница уложила ему хлеб, жареный кусок говядины, соль и бутылочку с водкой.
Но каков был ужас Вальнека, когда на говядине, к которой он наклонился с таким аппетитом и чуть было не схватил уж ее руками, он вдруг разглядел свернувшуюся гадюку.
Отскочить, толкнуть ногой корзину с проклятой гадюкой, рассыпать оскверненную провизию по земле — было делом одного мгновения, конечно, со стороны Вальнека, но завтрак пропал, и Вальнек в угрюмом молчании вместо завтрака все время просидел на пне, ни на мгновение не переставая хлопать на себе назойливых комаров.
Три оставшихся при нем рабочих молча ели хлеб свой и лукаво переглядывались.
Наконец, гнев Вальнека прошел, аппетит заговорил громче прежнего, и Вальнек скрепя сердце потянулся за хлебом, на котором не лежала гадюка. Водка разбилась от неосторожного толчка, и Вальнек, жуя хлеб и посыпая его солью, с сожалением смотрел на валявшиеся осколки.
Передние партии позавтракали, и уже давно затих в отдалении и говор их и стук топоров, а Вальнек все еще не подымался, потому что его всего разломало от непривычной работы, да и хотелось ему быть как можно подальше от проклятых инженера и его прислужника техника.