Том 4. Произведения 1857-1865
Шрифт:
— Милая маменька, — сказал он, зрело обсудивши это дело, — я скоро должен оставить гимназию и моих добрых наставников… Смею испрашивать вашего разрешения, по какой дороге прикажете мне идти?
— А как ты сам думаешь, душенька?
— Я думал сначала в университет, милая маменька, но узнал от достоверных людей, что там очень много пьяниц, и потому опасаюсь, чтобы в таком обществе не пострадала моя нравственность…
— Что это, душечка! будто уж и все пьяницы!
— Не все, милая маменька, но весьма много,
— Ах, душечка, да ведь там тебя могут убить… подумай об этом!
— Не опасайтесь, милая маменька! я поступлю в такой полк, который никогда в сражениях не бывает… Смею вас уверить, добрая маменька, что я с своей стороны употреблю все усилия, чтобы не огорчить вас потерею сына!
Одним словом, Наталья Павловна не имела сил устоять против желания Яшеньки, и он, немедленно по выходе из гимназии, поступил юнкером в гусарский полк.
Что было бы с Яшенькой, если б он имел возможность продолжать службу, достиг ли бы он известных степеней или, сделавшись забулдыгою, погиб бы во цвете лет от неумеренного употребления пунша? — неизвестно. Дело в том, что спустя три месяца он должен был оставить службу: в это время умер его отец, и Наталья Павловна сочла долгом выписать Яшеньку к себе.
Свидание их было самое трогательное.
— Я буду услаждать каждую минуту вашу! — говорил Яшенька, сжимая в объятиях Наталью Павловну.
Наталья Павловна прослезилась.
— Ах, зачем я еще так молод, что не могу доказать вам на деле, как охотно подвергнул бы себя всем возможным лишениям, чтобы только успокоить вашу старость! — продолжал Яков Федорыч, увлекаясь благородною, великодушно-гусарскою стороной своей роли.
Наталья Павловна зарыдала.
— Маменька! не огорчайтесь! вспомните, что вы христианка! вспомните, что у вас есть сын, которого все благополучие зависит от вас! — снова продолжал Яков Федорыч, уже забыв, что за минуту перед тем он изъявлял намерение успокоить старость своей матери, а не от нее получать успокоение.
— Господи! благодарю тебя! — воскликнула счастливая мать, — Яшенька! ты не оставишь меня! нет, ты не уедешь от меня, друг мой!
— Маменька! я дал себе слово посвятить вам всю мою жизнь, и посвящу ее!
— Яшенька! мой друг! твой отец видит твою жертву и с небеси благословляет тебя!
На другой день, утром, покуда Яшенька спал, весь дом ходил на цыпочках и переговаривался шепотом, а Наталья Павловна в сенях отдавала приказания насчет завтрака и обеда. Наконец Яшенька встал, умылся, помолился богу и облачился в серую шинель.
— Маменька! — сказал он, поздоровавшись с матерью, — позвольте мне разделить ваши заботы по хозяйству!
Наталья Павловна прослезилась.
— Друг мой! — сказала она, — я вижу, что ты меня любишь!
— Слушаю-с, маменька, — отвечал Яшенька, целуя руку у матери, — позвольте мне, милая маменька, поблагодарить вас за доверенность, которую хотя я и не заслужил еще, но постараюсь заслужить непременно.
И действительно, Яшенька в ту же минуту изъявил желание осмотреть погреб с винами.
— Маменька! мне нужно бы помощника! — сказал он.
— Твой Федька всегда в полном твоем распоряжении, друг мой! — отвечала Наталья Павловна.
Яшенька нашел, что погреб был в большом беспорядке; некоторые бутылки были совсем без этикеток; сорты вин были перемешаны между собой; в нескольких местах бутылки были поставлены в песок не боком, а стоймя и частью даже воткнуты горлышком книзу. Все это он на первый раз поспешил исправить, сколько можно.
— Погреб у вас, милая маменька, прекраснейший, — сказал он, воротившись в дом, — но в большом беспорядке… Я надеюсь, милая маменька, что вы позволите мне приказать взять того человека, который от вас был приставлен к винам, и наказать его на конюшне нагайкой.
Наталью Павловну несколько озадачило это предложение.
Кроме того, что она, в сущности, не была зла и не любила попусту прибегать к исправительным мерам, ее испугало поползновение Яшеньки на некоторую степень самостоятельности.
— Ах, друг мой! — сказала она, — я, право, не знаю! Конечно, Степка виноват, однако ж на первый раз можно бы ему только выговорить. Наказывать, мой друг, необходимо, но тоже зря это делать не годится. Вот ты займешься, приведешь все в порядок, и тогда…
— Маменька, вы ангел, я понимаю, что подданные должны, обожать вас! — воскликнул Яшенька, — будьте уверены, что я во всем буду следовать вашим предначертаниям и постараюсь привести свою часть в отличнейший порядок!
И действительно, с этих самых пор никто, кроме Яшеньки, не имел права войти в погреб, в котором он распоряжался как полный хозяин.
В неусыпных распоряжениях по погребу протекло для Яшеньки несколько месяцев, в течение которых он был совершенно счастлив. Хотя Наталья Павловна, вообще говоря, была довольна поведением Яшеньки, однако ж, как женщина сметливая, она не могла иногда не задумываться, глядя на него. С одной стороны, как хозяйке и главе дома, ей приходилось чрезвычайно кстати это полнейшее отречение от всяких притязаний на личность; с другой стороны, как мать, она не могла не чувствовать всей несостоятельности подобного существования. И часто, отходя ко сну после дневных забот, она предавалась долгим и мучительным размышлениям об ожидающей Яшеньку судьбе.