Том 4. Произведения 1857-1865
Шрифт:
Еще не было четырех часов, когда он пришел к усадьбе Табуркиных. Весь дом был погружен в сон; однако ж одно окно было открыто, и Яшенька издали еще различил Мери, которая, в белом ночном костюме, сидела у окна и курила папироску. Был ли он настроен особенным образом, или же действительно Мери показалась ему обаятельнее в белой ночной кофточке и с зачесанными назад волосами, но, увидев ее, он невольно остановился и врезался в нее глазами. С своей стороны, Мери, казалось, была изумлена появлением постороннего человека,
— Вы как сюда попали? — спросила она, упираясь бюстом в подоконник.
— Я-с… я к Василию Петровичу, — пролепетал Яшенька.
— Хороши вы… напоили его!
— Помилуйте, Марья Петровна, они сами-с!.. впрочем, извините… я, кажется, помешал вам?
Он хотел удалиться, но Мери остановила его.
— Скажите, пожалуйста, вы, верно, поссорились с вашей маменькой? — спросила она.
— Ах, нет-с… я так привык уважать маменьку… я никогда еще не выходил из ее воли, Марья Петровна…
Но тут голос его невольно оборвался.
— Ну, полноте, я вижу, что вы в волнении… я, впрочем, предвидела это… бедный мсьё Жак!
— Марья Петровна! вы не можете себе представить, как она меня тиранила! — произнес Яшенька, поощренный состраданием Мери.
— Да?.. и вы сносили это?
— Сносил, Марья Петровна!.. я все сносил-с! она мне ходу совсем не давала… она все способности у меня загубила… если б не она, я был бы теперь…
Яшенька остановился.
— Чем же вы были бы?
— Я не знаю… я бы всем мог быть! Если бы меня кто-нибудь полюбил и сказал бы мне: Яшенька! будь… сделайся… ах, Марья Петровна.
Яшенька потупился; умственный горизонт его был так сужен, воображение до того притуплено, что он не мог даже придумать никакого желания.
— Бедный мсьё Жак! так вы очень любили бы ту, которая приласкала бы вас? — спросила Мери, улыбаясь и ласково глядя на него.
— Я… я всем бы готов жертвовать, Марья Петровна… Вот я как доложу вам, что если бы…
— Шт… садитесь вот здесь на окно, и будемте говорить хладнокровно, — сказала Мери, замечая, что Яшенька начинает приходить в восторженность.
Яшенька мигом исполнил ее желание. В первый раз в жизни он увидел комнату девушки, в первый раз встретился он лицом к лицу с тою девственной атмосферой, которая кладет свою печать на все, что принадлежит и к чему прикоснется рука любимой особы. В углу стояла чистенькая и не смятая еще кровать ее, на стуле и ширмах развешены были разные принадлежности туалета… Он явственно ощутил, что воздух начинает насыщаться какими-то горячими испарениями, что вокруг него делается как-то знойно и тяжело, что кровь все ближе и ближе подступает к сердцу и голове, что виски у него бьются и в ушах раздается какой-то странный шум…
— Вы отчего же до сих пор не спите? — спросил он как-то отрывисто и грубо.
— Я читала…
— Я хочу к вам в комнату! — продолжал Яшенька.
— Ах нет! мы будем говорить с вами хладнокровно, — сказала Мери, — вы должны мне дать слово, что не сделаете ничего без моего позволения… Обещаетесь?
— Ну да… обещаюсь… — сказал он злобно.
— Будемте же говорить… Скажите, если б вы, например, полюбили девушку… без состояния… и захотели бы на ней жениться… вы бы женились?
— Да… я бы женился…
— Даже если б маменька ваша была против этого?
— Что мне за дело до маменьки!
— Какой храбрый!.. однако ж вы должны понимать, что ни одна порядочная девушка не согласится жить весь свой век в деревне…
— Со мною и в деревне будет хорошо!
— Это так… но ведь наконец и вам прискучит в деревне… я думаю, что с вашим состоянием гораздо лучше можно было бы проводить время в Петербурге…
— Я… да, я могу жить и в Петербурге…
— Ну, вот видите! поселились бы мы в Петербурге, стали бы ездить во французский театр… Ах, Жак! какие там актеры есть… особливо Бертон!
— Я задушу его! — отозвался Яшенька, почувствовав внезапный припадок ревности и бешенства.
— О, да вы, кажется, ревнивы! — сказала она, и вдруг, уподобясь шестнадцатилетней невинной девочке, потихоньку захлопала в ладоши: — как это весело! как это весело!
— Марья Петровна! позвольте мне… ручку вашу! — задыхаясь от волнения, произнес Яшенька.
— Да, но только вы… ах, пожалуйста, Жак… нет! не нужно! не нужно!.. Жак! не нужно!
Но Яшенька, почувствовав, что губы его прикасаются к чему-то мягкому, теплому, нежному, почти прозрачному, впился в ее руку со всею энергиею новичка.
— Ах, нет!.. ах, нет!! — говорила Мери, но он не слышал и все страстнее и страстнее целовал руку.
— Тс… кажется, идут! — сказала она.
Яшенька струсил и как обожженный соскочил с окна на землю.
— А вот я и обманула! — продолжала она, смеясь, — однако ж с тобой преопасно!.. я вижу, что надобно разбудить Базиля…
Наталья Павловна еще почивала, когда в доме заметили исчезновение молодого барина. Случай этот, как и следовало ожидать, произвел невыразимую смуту в дворне; все, начиная от ключницы Василисы до девчонки Аришки, состоявшей на побегушках, вздыхали, перешептывались между собой и с ужасом понуривали головы. Камердинер Федька, на которого преимущественно падали все последствия этого происшествия, сначала пришел в отчаяние, но потом махнул рукой и одеревенел. Он надел свой лучший нанковый сюртук, заломил набекрень фуражку и начал поступать совершенно так, как бы на дворе стояли уже готовые подводы, чтобы везти его в рекрутское присутствие.