Том 4. Стихотворения 1930-1940

Бедный Демьян

Речь – веха. Ей всего исполнилось два года. В два эти года – только в два! – Как много старого ушло из обихода, Как много нового в свои вошло права! Уже теперь каким рисуется уроком Путь, измеряемый всего двухлетним сроком! Кулак – давно ли жег он бедноту огнем И ночью выходил с обрезом из овина? И вот – кулацкая крушится сердцевина: Идет, и ширится, и крепнет с каждым днем Антикулацкая колхозная лавина. Антикулацкий фронт собрать, вооружить, Социализм в деревне заложить, В два года укрепить его очаг и базу… _Как хочется в такую пору жить! Жить и работать без отказу_!

1932

К победе – полный ход!!^*

Вступаем

в новый год уверенно и смело И на противника с усмешкою глядим. Противник корчится, ярится очумело, – Он болен нервами, и сердце онемело. Холодный душ иль бром ему необходим. Он успокоится на время, но… какое? На час. Там из Москвы получит снова весть… Не удручает так его ничто другое… Из-за таких вестей уже давно в покое Не может ночи он провесть. Но мы бессонницей зато уж не страдаем И за работою не спим. Нет, с нами жульничать опасней, чем с Китаем: Мы трезво мерим и считаем, Сооружаем и крепим. Мы маневрируем и быстро и умело. Мы знаем «наш маневр»: к победе – полный ход!! И потому мы так уверенно и смело – И класс и партия – вступаем в новый год!

Свиной остров ^*

В Индийском океане, далеко, Так далеко, что некуда уж дале, Есть островок. На нем так жить легко. Жить в домике, а не в сыром подвале Иль, скорчась где-нибудь, подобно псу Иль раненой, больной, бескрылой птице, Жить, чувствуя себя в большой столице, В Париже, как в глухом-глухом лесу. На острове… О нем, за десять су [3] В Париже белую приобретя газетку, Волшебную прочтете вы заметку. Тот остров злым, оборванным, больным, Всей, всей белогвардейщине голодной, Он сказкою звучит, ничем иным, Хоть в практике, на карте мореходной, Он назван просто – «островом Свиным». Полгода он затерян в океане, В густом, непроницаемом тумане, Пустынный, чуждый радостям живым, Полгода в одиночестве суровом – Зловещий в зимнем зареве багровом – Под саваном лежит он снеговым. Гор ледяных прибрежный гулкий грохот, Бурь океанских вой, и рев, и хохот, Пустынность, дикость, сырость, холод, мрак… Следов не видно от былой дорожки, Протоптанной когда-то из сторожки, В гранитный продовольственный барак. Протаптывал дорожку четверть века Угрюмый, молчаливый нелюдим. Да, остров был жилищем человека: Бараку сторож был необходим. От воровских берег он покушений (Грешили китоловы иногда!) Постройку, где на случаи крушений Хранилися одежда и еда. И сторожу и в пополненье склада Был привозим припас однажды в год. Для сторожа, однако, не отрада Был парохода редкого приход. В былом к чему-то ненависть питая, Он, получая письма, в тот же час Безжалостно сжигал их, не читая. В нем все сожгла жизнь, раньше прожитая, Он твердо ей сказал однажды: «пас!» На островке, над мрачною пучиной Он угасал и, наконец, угас, В дневник свой занеся перед кончиной:

3

Су – французская монета, равняющаяся одной двадцатой франка, то есть 5 сантимам.

Вот уже 42 дня подряд непроницаемый туман. Я слышу, как ледяные горы разбиваются с грохотом о скалы. Не могу спать. Одиночество. Мне скоро исполнится 62 года.

Он умер. Год прошел, и два, пока На остров, где могила старика Виднелась со сторожкой темной рядом, Доставлен был мужчина средних лет. Он долго, долго пароходу вслед Глядел пустым и полумертвым взглядом. А через год здесь найден был скелет С костлявою рукой на склянке с ядом. С тех давних пор до самых наших дней, Как ни росла во всех анонсах плата, Все не

было – страх был нужды сильней! – На этот пост вакантный кандидата. Вдруг… Объяснять, что этому виной? Чем нынче стала будущность чревата? Что значит стон сердечно-надрывной И гневный вопль голодных демонстрантов – Рабочих и фабричных лаборантов, Матросов и нежнейших музыкантов: «Спастись, спастись, спастись любой ценой!..» Легендою вдруг остров стал Свиной, Особенно средь русских эмигрантов: «Сторожка и барак! Жилище и еда! Пусть не шелка, не сладкие сиропы, Но не сухарь, не пресная вода!» «Пусть остров! Пусть Свиной! Скорей туда Из кризисной погибельной Европы!» «В ней терпят все крушение, и мы! Не пережить нам нынешней зимы! Ждать лучшего? Увы, нет оснований!» Что я пишу не выдумку свою, Вот – образцы вам точные даю Голодных эмигрантских завываний:

Ответ своим читателям парижской белогвардейской газеты «Последние новости» (№ 3933 от 29 декабря истекшего года).

По поводу напечатанной у нас заметки «Ищут Робинзона» (№ 3931) мы получили несколько десятков письменных, телефонных и устных запросов.

Среди безработных эмигрантов немало охотников получить место сторожа на необитаемом Свином Острове («Хог-Айланд»).

Заметка эта была нами взята из «Берлинер Цейтунг ам Миттаг». Замечательно, что и берлинская газета оказалась заваленной предложениями немецких безработных. «Мне 22 года, а остальное не так важно…» – пишет один. «Нас, безработных, нельзя упрекнуть в том, что мы разборчивы», – пишет другой. «Мне стало просто невыносимо жить здесь, терять лучшие годы бесцельно, без всякой деятельности», – пишет третий.

Полученные нами письма по тону немногим отличаются от писем немецких безработных. «Я согласен на все предложения». «Мне 32 года, холостой, натурализированный француз, владею 8-ю европейскими языками».

Претендентам ничего не остается, как обратиться непосредственно в «Общество оказания помощи потерпевшим кораблекрушение» в Сидней (Австралия).

Выдержки из дальнейших, продолжавших поступать в редакцию «Последних новостей» писем. (См. № 3938 от 3 янв.)

1

Извините, что пишу Мало грамотно но я иначе не знаю писать… Статейка подзаглавием ищем робинзона: то есть Человека, который бы согласился поехать Насвиной остров… Я согласен ехать! в сторожа вместе с женой и сыном… и еще один знакомый тоже семейный трое детей тоже согласен в Месте… Прошу ответить, чем скорее, потому что безработы и запасу нету.

2

Правда, место не очень завидное, но наша жизнь эмигрантская еще хуже. Предпочитаем быть в безлюдье, чей смотреть на голод детей. Я три месяца без работы, дети обносились, жена начала болеть от недоедания. Просить о помощи я не могу, совесть не позволяет, так как и без меня много несчастных.

3

Ищут Робинзона. Я желал бы знать это место. Я уже давно мечтаю куда-нибудь удалиться подальше от людей, потому что жить среди людей невозможно. В холоде и голоде очень трудно, а стреляться не хочется.

4

Я согласен подписать контракт на несколько лет. Я русский. Мне 25 лет. Теперешняя моя жизнь мне надоела! Остров, дающий приют пострадавшим от кораблекрушения, явится также островом спасения и для меня.

5

Господин Милюков знай шел я ваше объявление у вашей уважаемой газеты П. Н. у котором объявлено что требуется Сторож на Свинский остров так я очын заинътирисувался етым обявлением и очын имею большую охоту ехать туда… Напишите мине… адрес где ето находица; так как я ищо очын молод имею только 22 года…

6

Я бы с большим удовольствием уехал на Свиной остров от етой проклятой нынешней жизни. Я вас увиряю, что если у меня не будет счастя туда попасть то жить мне остается не много в етом гнусном кровожадном мире. Я безработный… Все ето мне надоело до отвращения… Один путь я вже сибе выбрал, а это другой! Первый – смерть, второй жить в одиночестве.

7

Из рассуждений М. Осоргина, сопровождающих цитируемые письма

…Это так естественно для русского человека! В дни полной безработицы и крушения всех надежд на будущее – и вдруг свободное место с хорошей оплатой. Один сторож умер в снегах, другой покончил самоубийством…

Отчаянье. Безвыходность. Тупик. Готовность жрать хоть из свиной помойки. Белогвардейский холод так велик, Что в радость им тепло тюремной койки. Как выглядит зверино «белый» лик И как звучит животный, дикий крик На фоне нашей грандиозной стройки! Партконференциям? Нет, нет, не им. И не ячейкам также заводским, И не своим читателям колхозным Для смеха, их живым речам не в тон, Я подношу вот этот фельетон С материалом гнойно-гангренозным, – Но тем, кто бредит желчно стариной, Кто брызжет ядовитою слюной На каждую строительную вышку, Кто злобствует за нашею спиной, Дарю мечту про остров про Свиной. Швыряю в их личины их же гной, Чтоб услыхать их хриплую одышку, Чтоб отравить предсмертную их злость, Чтоб «Островом Свиным» вогнать им гвоздь, Железный гвоздь б их гробовую крышку!